Их странное перемещение и последовавшее за этим временное, но не менее странное перемирие казались глотком свежего воздуха, и бывшие друзья пытались высказать друг другу всё, что не успели тогда; старались наговориться на несколько лет вперед, чтобы потом было не жалко… расстаться. Отказаться друг от друга снова, и уже насовсем. Поступить согласно правилам клана. И однажды убить друг друга в схватке.
Но сейчас для них обоих была лишь эта полянка, сопящий брат под боком и друг напротив. Потерянный, но, кажется, ненадолго обретенный вновь. И потому они всё говорили и говорили, вспоминая, казалось бы, совсем недавние, но уже почти стёршиеся из памяти темы, что когда-то объединяли их.
Лишь сейчас, глядя в теплые глаза напротив, Мадара понял, что не перестал чувствовать тяжесть разрыва, которая пробудила его шаринган. Лишь сейчас Хаширама спокойно выдохнул, ведь ему больше не было нужды бежать, убеждать, догонять, пытаться вразумить и достучаться.
Около двух часов ночи они, наконец, прервались ненадолго, вдруг осознав, насколько высохло горло, и оглянулись назад, удивляясь, как не разбудили младших частыми возгласами.
Земля оказалась холодной и здорово морозила зад. Чакра какое-то время ещё оставалась доступна лишь в малом количестве, и Хаширама решил не рисковать: поднялся и притащил снятый с рогатины нагретый, почти высохший, но всё ещё остающийся вохким поддоспешник, сложил его надвое, согнал Мадару с места и положил на землю. Учиха фыркнул, но затею поддержал — добавил свой плащ, старательно спрятав клановый мон в складках, чтобы (не дай Рикудо!) на него не усесться. Снова устроившись на земле, Мадара невольно поёжился, растирая ладони и кинул взгляд на младших. Те устроились не в пример лучше: на набранные с самого начала сухие листья накинули сверху кто плащ, кто поддоспешник, и теперь сладко сопели, поджимая замерзающие ноги. А Хаширама под боком был теплым и забавным с этой своей неправильно высохшей и теперь топорщившейся вкривь и вкось шевелюрой. О том, как выглядит сам, Мадара предпочитал не думать.
Далекий, едва слышный треск разбудил почти задремавшего Учиху, и он быстро растер лицо, отгоняя сонливость. Впрочем, один вид сонно хлопающего глазами Сенджу, на щеке которого краснел отпечаток ладони, успокоил его и заставил сосредоточиться на ситуации.
Было тихо, и лишь едва-едва шуршали и поскрипывали ветки. И оттого ещё громче и отчетливее раздался новый треск. Шиноби синхронно вскочили. Пока Мадара, чей резерв немного пополнился, активировал шаринган, выискивая опасность, Хаширама подскочил к брату и, тряхнув за плечо, разбудил его.
Тобирама проморгался, быстро приходя в себя, и, увидев знак старшего, лишь понятливо молча кивнул и, как бы ему в душе не хотелось этого делать, пошёл будить этого Учиху. В смысле, Изуну.
Тобирама с силой дернул его за плечо, как привык всегда будить старшего. Изуна, явно сквозь сон уловив, что человек, трясущий его — не брат, распахнул глаза и отскочил почти на метр, благо, бесшумно, рефлекторно пуская в полёт пару кунаев, которые Тобирама, отшатнувшись, пропустил мимо. Бросившись вперед, он навалился на Учиху всем телом, обездвиживая и затыкая рот. А предполагая активацию шарингана, упрямо уставился только на обтянутое бледной тонкой кожей острое плечо, показавшееся в оттянутом вороте. Впрочем, удержать отчаянно брыкавшегося и извивающегося ужом соперника было делом совсем не легким, и, снова получив по ребрам, Тобирама на грани слышимости зашипел:
— Замри, придурок. Опасность!
— Отпусти меня, идиот! — рыкнул тот в ответ. Тобирама послушно слез, внимательно прислушиваясь к тому, как быстро и дергано выбрался из-под него Изуна и откатился в сторону, и не спешил поднимать глаза.
— Расслабься, — наконец буркнул Учиха. Шиноби поднял глаза, натыкаясь на настороженный и даже чуть-чуть обиженный взгляд, — не обязательно было так сильно трясти меня.
Тобирама не ответил, тут же выбрасывая неловкий момент из памяти и сосредотачиваясь на сенсорике. Брат с Учихой были в тридцати метрах севернее. А они тут слишком долго возятся.
Изуна внимательно следил за ним. Вопросов не задавал, лишь раз сверкнул шаринганом, оценивая обстановку. Видимо, он тоже отыскал то, что преследовали старшие, и с места они рванули не сговариваясь.
На небольшой полянке оказались почти одновременно все четверо: младшие бежали быстрее, едва ли не на перегонки, а старшие преследовали цель медленнее, выжидая и всматриваясь в темный силуэт. Впрочем, картина, открывшаяся им в ярком лунном свете, поразила всех одинаково.
Целью оказалось… нечто. Лошадиные копыта, круп, грудина и гнедая спина в холке медленно перетекали в человеческую талию, грудь, плечи и голову со каштановыми недлинными волосами. Странное существо стояло, замерев, посреди пересекающей поляну тропки и, задрав человеческую голову, блаженно глядело на яркие звезды.
Заметив гостей, оно лишь бросило на них беглый взгляд и рассеянно произнесло:
— А-а, это вы. Да-а, это они, — вздохнуло оно со странным неподвижным выражением мечтательности на лице, неясно, к кому вообще обращаясь, и продолжило, растягивая слова — я бы не рассиживался на вашем месте, не расси-иживался. Времени-то не так уж и много. День сменяет день, час сменяет час. Угораздило же попасть в четвертую четверть. Перед тобой, дорогой друг, или ужасные неудачники, или великие счастливчики…
— Простите? О чём вы? — попробовал было разобраться Хаширама, видя, что Мадара уже вскинул кунай повыше. Вопрос повис в воздухе: странный человек-конь совершенно не обращал на шиноби внимания, продолжая неотрывно глядеть на небо, в задумчивости переступая копытами.
— Какие яркие звезды, так всегда после грозы. Гроза очищает воздух. А вы никакой пользы не приносите, лишь вред-вред. И смерть, да… — с какой-то нежностью и удовольствием проговорило оно, переходя на медленный шаг и опуская голову, — Яркие, четкие звезды. Но смерть дремлет, не придет, не бойтесь. Не сейчас, как бы не звали. Не представлял, что убывающая луна может быть настолько красивой. Яркая, какая же яркая…
Изуна сглотнул, слушая перемежающиеся с бредом слова; мельком глянул через плечо на небо: луна как луна. Светит, конечно, неплохо, но чтобы ярко — не сказать…
Существо же, продолжая бормотать себе под нос, продолжило отступать, скрываясь среди листвы и деревьев. Пару мгновений — и оно исчезло полностью.
Мадара рванул за ним, но Хаширама успел его перехватить:
— Ты чего?!
— Гроза, Сенджу, — нетерпеливо бросил тот, — сам же мне говорил — земля сухая! Откуда он мог знать о грозе?!
Тобирама опустил раскрытую ладонь на землю, попытавшись найти его сенсорикой, но обнаружил лишь троих своих спутников. Мадара рванул в листву, Изуна и Хаширама — за ним.
Они разделились и рыскали около часа, используя все доступные способы поиска, но так ничего не нашли. Странный конь исчез, будто его никогда не существовало, не оставив после себя никаких следов.
Они встретились на уже знакомой тропке и обменялись неутешительными взглядами.
— Тише, — вдруг прервал их настороженно оглядывающийся Хаширама, — слышите?
Мертвая потусторонняя тишина заполнила поляну. В пылу жара от преследования, они не обращали на это никакого внимания, но теперь, когда пот холодными каплями застывал на спине, странность ощутилась в полной мере. Тихо-тихо шептался с голыми деревьями ветер, и нейтральный к ним раньше лес, казалось, вдруг стал враждебным. Тобирама глянул на брата, на чьем открытом лице читались опасение и растерянность.
— Идем обратно, — шепнул Изуна брату, чуть дергая его за рукав. Младший Сенджу, следуя их примеру, потянул на себя Хашираму.
Шиноби медленно покидали поляну, ставшую чуждой.
***
В лагерь они возвращались молчаливые и задумчивые. Было решено сменить дежурных, хотя и без того оставалось ясным, что старшие больше не уснут. Мнение это, тут же, впрочем, опроверг Хаширама, повозившись на спальном месте брата какое-то время и вскоре затихнув. Тобирама же, пришедший к очевидному выводу о том, что странное существо, узнавшее их, с большой вероятностью как-то связано с перемещением, пытался со всех сторон осветить его слова в поисках подсказок и новой информации. Выходило туго.