Даймагулов торопливо распрощался с Рундуковым. Тот даже посмотрел на него недоуменно. Собрались вроде кое о чем поговорить, и вдруг на тебе: пока, я спешу! С инженером прежде такого не бывало. Но спорить он не стал. Рундуков считал: раз человек торопится, значит, его задерживать не следует. Он любил повторять поговорку: вольному — воля, спасенному — рай.
Даймагулов быстро отыскал палатку медиков. Спросив разрешения, вошел — и сразу же увидел ее возле печки. Она стала еще строже и прекрасней. Так, по крайней мере, ему показалось. Те же лучистые глаза, нежный овал лица, изящные губы, подбородок с ямочкой. Вот только морщинок под глазами прибавилось. И тут, конечно, не столько годы виноваты, сколько война. Много часов, за то время, что они не виделись, она простояла за операционным столом, спасая людей от смерти. И какая ответственность лежала на ее плечах! Поневоле состаришься.
— Рада видеть вас, Николай Николаевич, в добром здравии, — улыбнулась она и протянула руку. — Как ваши раны? Не беспокоят?
Он торопливо и очень осторожно, точно боясь раздавить, пожал сухую, теплую ладошку.
— Никак нет, дорогой доктор! Здравия желаю! — гаркнул Даймагулов уставное приветствие и тут же смутился. Что это он, как солдафон, талдычит. И поспешил добавить: — Вы так хорошо меня подштопали, Тамара Федоровна.
— Ну, не стоит преувеличивать мои способности, — усмехнулась она. — Это была трудная, конечно, но все же обычная операция. С ней любой хирург справился бы.
В палатку неожиданно заглянул солдат-посыльный с красной повязкой на рукаве.
— А я вас ищу, товарищ майор, — обрадованно воскликнул он, обращаясь к доктору.
— А что случилось? — обеспокоенно спросила она.
— На мине, говорят, кто-то подорвался. Вы нужны. Командир ждет вас у своей машины тут неподалеку.
Даймагулов выскочил из палатки вслед за Тамарой Федоровной. Раз речь шла о мине, то это и его касалось в первую очередь.
Еще издали они увидели фырчащий командирский газик и нетерпеливо ходящего вокруг него Агейченкова. Чуть поодаль стоял бронетранспортер с вооруженной охраной, без которой командир из лагеря не выезжал (таков был приказ свыше). Агейченков вскинул взгляд на подбегающего врача и удивленно воскликнул:
— Ты?.. Каким образом?.. — но тут же осекся. — Прости, совсем забыл. Мне же сегодня докладывали.
Увидев спешащего к машине Даймагулова, удивленно спросил:
— А как же ты тут очутился? Я же тебя вроде не вызывал… Впрочем, ты мне там как раз и понадобишься. Это по твоей части. — Агейченков распахнул заднюю дверцу. — Прошу сюда! И аллюр три креста!
Глава 3
Машина мчалась вниз по серпантину с бешеной скоростью. Так и казалось, что она вот-вот не впишется в один из крутых поворотов и с полуторатысячной высоты рухнет вниз, в Аргунское ущелье, — костей не соберешь. Но Агейченков не придерживал солдата, зная, что тот опытный водитель. Он ездил с ним почти два года и не раз попадал в отчаянные передряги, где только выдержка и мастерство шофера спасали их от бед. Да и машина была новенькая, всего три недели, как получили со склада; тормоза ее держали намертво.
Мысли Николая Ивановича были заняты двумя вопросами. И какой из них сейчас важнее для него, он и сам не знал; точнее, представлял слабо. Конечно, подрыв на мине пограничника — еще одно неприятное ЧП для отряда. Но все же это будни. Что бы там ни говорили, а идет война, суровая, беспощадная, и привыкнуть к ней нельзя.
«Зря некоторые бахвалятся, — рассуждал он — что ко всему, мол, притерпеться, привыкнуть можно, что им все нипочем и сам черт не брат».
Агейченков считал, что для настоящего человека, а не подонка, разрушения, кровь, потери — неизбежные спутники войны — никогда не станут обычным явлением. Для командира же, отвечающего за своих подчиненных не только перед начальством, родителями, а и перед Богом, — большой удар, тяжкая утрата, зарубка в сердце навсегда.
Однако и другой вопрос беспокоил его не меньше. Для чего приехала сюда Тамара? Ведь наверняка могла бы отказаться ехать в их отряд. Стоило только намекнуть начальству, что она бывшая жена командира, — тут же дали бы отбой. Но не сказала же! Почему?.. Только ли из упрямства? Есть такой у нее гонорок. Я, мол, как и другие медики, готова ехать хоть к черту на рога, несмотря ни на какие обстоятельства!.. И все-таки есть одна закавыка. Ежели бы она не хотела видеть его поганую рожу, сумела бы найти благовидный предлог для отказа. Мало ли других горячих точек сейчас на земле!