– Простите, Юра, я не хотел смутить вас, – Борис Леонидович поставил на стол чашки с чаем; он как-то незаметно успел вскипятить воду. – Мне кажется, я понимаю, в чём кроется причина вашей графомании.
– Графомании? – я даже обиделся. – Почему вы так говорите? Вы же ничего ещё не читали.
– Я не в плохом смысле, здесь нет никакого оскорбления. Я говорю о страсти к сочинительству. Это своего рода болезнь. Я сам всегда страдал графоманией, пробовал писать романы, но… Увы! Не имею достаточно времени отдаться этому увлечению в должной мере… А причина кроется в том, как мне представляется, что вы не удовлетворяетесь вашим образом жизни.
– Да уж, какая там жизнь. Сидишь в конторе, бумагу мараешь… Хочется дела, движения какого-то. Да, Борис Леонидович, вы, пожалуй, правы насчёт причины. Ведь я когда сочиняю, просто ухожу куда-то, растворяюсь там. – Я даже зажмурился от нахлынувших на меня чувств. – Это такое дело… там надо себя… развязать, что ли, расковаться, дать себе возможность помыслить по-настоящему, широко…
– Я понимаю, о чём речь. Для человека сильного и умного очень важно иметь возможность проявить себя. Если вам не нравится ваше место, его надо поменять.
– Я не могу представить, куда приложить себя, – мой голос прозвучал, должно быть, виновато.
– Вы ещё молоды, только начинаете жить…
– Уже двадцать три, скоро двадцать четыре стукнет.
– Это не возраст, это ещё мальчишеская пора, – убеждённо сказал Борис Леонидович и подвинул чашку. – Сахар нужен?
– Нет.
– Угощайтесь печеньем. Правда, это покупное. Я предпочитаю домашнее.
– Кто ж его нынче готовит, домашнее-то?
– Моя жена готовит. Как-нибудь, если мы с вами продолжим наше знакомство, я приглашу вас к нам домой, Юра, и вы непременно попробуете её печенье.
– А это разве не ваша квартира? – удивился Юрий.
– Нет. Это служебное помещение.
– Служебное? Странно. Здесь всё выглядит вполне по-домашнему.
– Случается, что здесь иногда приходится кому-то жить. Работа такая.
– Что же это за работа такая? Откройте секрет, Борис Леонидович.
Он насыпал в свою чашку ложку сахара и сказал:
– Я работаю в разведке.
– В разведке?
Думаю, моя физиономия в тот момент была достойна того, чтобы её сфотографировали. Я будто только что прозрел и впервые увидел не только моего собеседника, но и весь окружающий мир.
– Да, я работаю в службе внешней разведки, – подтвердил Борис Леонидович. – Принимая во внимание просьбу вашего отца…
– Какую просьбу?
– Поддержать вас, помочь вам… Я хочу предложить вам пойти к нам на службу.
В комнате повисла тишина, было слышно, как из крана изредка падали капли. Через некоторое время я легонько кашлянул, прочищая горло.
– Разве мой отец тоже… ну, у вас…?
– Нет, Коля не работал у нас, но помогал мне неоднократно, – Борис Леонидович достал из кармана пиджака пачку сигарет, неторопливо поместил сигарету между зубами, прикурил и посмотрел на меня. – Когда Коля однажды узнал, что я обращаюсь к нему с просьбой не от себя лично, а от моей службы, он ничуть не удивился, даже обрадовался, что можно сотрудничать с нашей организацией.
– Так-таки обрадовался…
– Вам сейчас это кажется странным, Юра, но поверьте, что подавляющее число людей с готовностью принимают предложение работать на разведку своей страны. Это льстит почти всем. Из сотни человек, кому предлагают работать в этой системе, лишь единицы отказываются.
– Льстит?
Впрочем, он был прав. Конечно, многим это льстит. Не может не льстить. Таинственность, ответственность, героика, особая романтика.
Я залпом выпил свой чай. Примерно с минуту барабанил пальцами по столу, затем поднял глаза и спросил:
– И вы предлагаете мне пойти к вам? Но я ничего не умею.
– Сначала будете учиться, если, конечно, пройдёте предварительные тесты, собеседования. Всё это не так уж просто. Затем три года в академии, а после того – оперативная работа, ежедневная, кропотливая, напряжённая, но крайне интересная, – Борис Леонидович заманчиво улыбнулся.
– Вы любите вашу работу? – спросил я.
– С ужасом жду того времени, когда придётся уйти на пенсию. Не представляю себя вне службы.
Я снова замолчал. В голове у меня то начинало шуметь, то наступала глухая тишина. Я испытывал страх и гордость одновременно: пугала полная неосведомлённость в данном вопросе, настораживала неожиданность предложения, но самолюбие нашёптывало, что меня приглашали в эту могучую и таинственную систему не только по знакомству – если предлагали, значит, я был достаточно хорош для этого. Ох уж это самолюбие, ох уж эта гордыня! Сколько людей сгинуло со света из-за этого.