– Похоже, теперь нам принадлежит весь мир, только от этого едва ли радостнее, – сказал он и в очередной раз включил радио.
Элвин очень часто, может, каждые десять минут, протягивал руку к магнитоле и пытался поймать хоть какую-нибудь радиостанцию, но каждый раз в динамиках раздавалось ровное шипение. Тогда он с досадой щёлкал пальцем по экранчику или просто махал рукой – мол, безнадёжно, нечего и пытаться. Однако вскоре снова и снова повторял всё то же самое. Я честно думал, что ему просто невесело без музыки и предложил поставить какой-нибудь диск, на что Элвин грустно усмехнулся, взъерошил волосы у меня на макушке и сказал, что лучше поболтает со своим новым другом. Мне безумно льстило то, что такой замечательный взрослый парень называет меня своим другом, и я продолжал рассказывать про Абилин, деланно спокойным и небрежным тоном, каким водопроводчик месяц назад говорил о том, что нужно продувать трубы, пока их не поразрывало, но это обойдётся в лишние несколько сотен баксов, а если вам это покажется слишком накладным, то присасывайтесь к сливу и продувайте сами. Элвин, конечно, замечал мою наигранность, и тогда его улыбка становилась не такой грустной.
Я всё пытался выспросить, что именно произошло в Эль Пасо, искренне не понимая, как ещё может быть уничтожен город кроме бомбардировки. Элвин отказывался об этом говорить, но было видно, что и молчать ему сложно, поэтому я продолжал засыпать его вопросами и в итоге преуспел. Оказалось, там все люди и животные окаменели. Ты, наверное, и сам видел, какими становились люди после этого облучения с орбиты. Жуть невероятная, все эти скрюченные позы, гримасы… иногда целые скульптурные группы. Мать, которая пыталась своим телом закрыть колясочку с дитём, да так в итоге сама на неё и рухнула, когда скрутило и парализовало. Или какая-нибудь старуха в инвалидном кресле, раскорячившаяся как морская звезда. А тогда, в машине, я слушал и представлял что-то вроде парка скульптур, где все такие из белого камня сделаны и в манерных позах стоят.
Элвин сказал, что уцелел благодаря тому что, когда всё началось, загружался на небольшом складе за городом. У них над Эль Пасо никаких стреляющих штук не летало, был только этот широченный луч с неба, который очень быстро скользнул по городу и исчез. И сразу же после этого начались взрывы и аварии, причём громыхало порой так, что было слышно за многие километры, и дым густой валил. Сам понимаешь, как это происходит, когда все люди моментально умирают, а многие из них при этом сидят за рулём полного бензовоза или самолёт на посадку заводят или там вовсе на АЭС за какие-нибудь сверхважные рычажки держатся. Изначально Элвин вообще не верил, что кто-то из находящихся в городах людей мог выжить, и отправился в путь просто потому, что ему нужно было так или иначе вернуться домой, каким бы дом этот ни был. Но моя история вселила в него надежду, так как бомбёжка, по сравнению с облучением, оставляла людям хоть какие-то шансы на выживание.
Потом Элвин спохватился и смазал тему, спросив, какие сладости я люблю. Пока я перечислял всё, что мог вспомнить, он, улыбнувшись, отдёрнул занавеску, и я увидел, что шоферская спаленка позади сидений была буквально завалена всевозможной едой. Причём, из всей кучи разноцветных пакетов и свёртков, минимум треть была шоколадками, вафельками и прочей сладкой радостью. Ты себе не представляешь, какое это было ощущение! Вот было такое, что ходишь по магазину с мамой, а она тебе ничего не покупает, потому что денег нет или жопа слипнется или ещё что. И ты мечтаешь, что когда–нибудь у тебя будет свой магазин, и ты с головой зароешься в сладости, и будешь хавать их целую вечность. Я робко спросил, можно ли мне взять парочку, и он произнёс самым непринуждённым на свете тоном: «Би май гэст!».
В свете фар я видел дорожные указатели, на которых чётко значилось, что к Далласу ехать намного ближе, чем к Остину. Значит ли это, что Элвин оставит меня? Не должен, в любом случае не должен, ведь он такой приятный парень… или всё-таки это возможно?
Вокруг мелькали всё те же поля с теплицами, пару раз из-за холмов показывались строения каких-то заводиков, а один раз мы видели поднимавшийся над горизонтом столб чёрного дыма. К тому времени уже почти совсем стемнело, но дым был такой густой, что выделялся на фоне ночного неба, будто гигантская колонна, или, скорее, дерево с ветвистой кроной. Мой чернокожий товарищ сразу предположил, что это может быть сигнал, поданный выжившими, и предложил поехать посмотреть. Конечно, я не возражал, хотя, наученный горьким опытом, заранее опасался таких встреч.