Выбрать главу

Далеко-далеко от меня это время — скудости и богатства, темноты и духовного счастья. <…> Мы вдыхали полной грудью великую церковную свободу.

А скудость была большая, попросту голод, и поездки куда-то за Рязань в тамбурах и на крышах вагонов за хлебом и магическим тогда спасительным пшеном.

Сережа ни в каком высшем заведении не учился, но был по-своему образован и так же самобытен, как Коля. Он хорошо знал русскую поэзию, мемуарную литературу и русскую историю, и в этой истории его любимым веком был XVIII. Он был романтик, ощущая тепло земли именно в этом аспекте, но романтика как-то легко и просто уживалась в нем с глубоким церковным чувством. Помню, я как-то спросил его: «Почему в церковных песнопениях я больше люблю благодарственные, а не покаянные?» Он ответил: «Потому, что ты еще очень юн в Церкви. Со временем все придет». <…> Сережа Сидоров, помню, прочел нам <…> о Лучинском[107]. <…> На этом чтении о Лучинском, кажется, был и Коля Чернышев. Потом он женился на моей сестре, которую как-то по-своему любил. Он учился живописи у Машкова и Фалька. <…> В 1933 году сестра умерла. Мне рассказывали, что, пока она лежала дома в гробу, он все бегал по улицам в тоске. <…> Отпевание сестры на дому совершал епископ Афанасий (Сахаров)[108], как-то оказавшийся в это время в Москве в редком промежутке между своими бесконечными высылками. Я узнал его еще в 1923 году в зырянской ссылке.

С. Н. Дурылин привез впервые меня и Колю в Абрамцево летом 17-го года. Тогда оно было еще совсем не музей, а большой дом, полный личной жизни владеющих им людей. Помню на террасе за чайным столом совсем уже старого Савву Ивановича Мамонтова. Но мамонтовскую эпоху дома в этот приезд и в последующие я как-то не замечал, в частности Врубеля, весь погружаясь в воздух аксаковского гнезда, тогда еще совсем теплого. Я впервые попал в этот мир уходящей эпохи и полюбил его навсегда. Я ходил по дому и буквально нюхал необъяснимо милый мне запах какого-то навсегда теряемого покоя. Ночевал я не раз в отдельном домике уже мамонтовской эпохи. <…> Кажется, этим же летом или осенью помню всенощную в абрамцевском храме. Шестопсалмие читал А. Д. Самарин. Мой отец давно знал его и высоко ценил, и, когда Александра Дмитриевича незадолго до революции назначили обер-прокурором Святейшего Синода, я помню, что он пошел на телеграф (мы жили тогда на даче) и послал ему поздравление. Тогда шла глухая борьба против Распутина[109], против разложения правительства и церковного руководства, и назначение Александра Дмитриевича воспринималось как победа в этой борьбе.

С теософией мое знакомство произошло в самом начале революции, когда на стенах домов иногда появлялись объявления о теософских лекциях. Помню обстановку на одной из них. <…> Наконец появляется лектор. <…> Она говорит, что человечество ожидает возрождения и приближается к нему, что Великий посвященный поэтому скоро придет, что технический прогресс даст ему возможность быстро перемещаться по всему миру, что мы должны жить внутренне так, чтобы не пропустить его приход, чтобы его заметить. Когда она кончила, раздались аплодисменты, а за стеной опять заиграла музыка. И вдруг в середине зала поднялся на стул С. Н. Дурылин, тогда еще далеко не священник — маленькая фигурка в золотых очках и синем пиджаке, высоко поднял руку и громко сказал: «Не верьте! Когда придет Христос, Его нельзя будет не заметить, „ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого“». <…>

[Продолжение см. в главах «Оптина пустынь и служение священником», «Челябинск», «Москва. Болшево».]

Сидоров Алексей Алексеевич[110]

Сидоров Алексей Алексеевич (1891–1978) — искусствовед, библиофил и коллекционер, историк искусства, специалист по книговедению и истории рисунка. Доктор искусствоведения, член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель искусств РСФСР. В 1916–1936 годах с некоторым перерывом работал в Государственном музее изящных (изобразительных) искусств. Преподаватель и профессор отделения истории и теории искусств МГУ. Преподавал в Полиграфическом институте. В ГАХНе был председателем Секции полиграфических искусств, Секции пространственных искусств. С 1924 года — ученый секретарь ГАХН. Подарил государству собранную им большую коллекцию графики русских и иностранных художников.

вернуться

107

Отец Сергий Сидоров. Тихий юродивый: Памяти Андрея Михайловича Лучинского // Московский журнал. 1997. № 7. С. 12.

вернуться

108

Афанасий, епископ (в миру Сергей Григорьевич Сахаров; 1887–1962) — священноисповедник (2000). Епископ Ковровский, викарий Владимирской епархии. Член Собора РПЦ 1917–1918 гг. С марта 1922 г. неоднократно арестовывался. Окончательно освобожден в 1954 г. Дурылин С. Н. был хорошо знаком с епископом Афанасием (Сахаровым). Когда после многочисленных арестов окончательно закончились ссылки епископа Афанасия (1955), он стал разыскивать своих добрых знакомых, в том числе и С. Н. Дурылина. Ему сообщили в 1955 г., что в декабре 1954 г. Сергей Николаевич скончался и что отпевали его дома // См.: Письма разных лиц к святителю Афанасию (Сахарову). В 2 кн. Кн. 1. А-Н. / Вступ. ст., примеч., подг. текста О. В. Косик. М.: Изд-во ПСТГУ, 2013. С. 325, 542, 545, 746.

вернуться

109

Дурылин С. Н. собрал в своем архиве большой материал о Распутине. В настоящее время он хранится в Мемориальном доме-музее С. Н. Дурылина в Болшеве.

вернуться

110

Сидоров А. А. Выступление на вечере памяти С. Н. Дурылина 15 декабря 1955 г. в Институте истории искусств. Стенограмма выправлена и подписана автором. // РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 2. Ед. хр. 1120. 9 л.