Не успел Мирек войти, как его сразу охватил приторно-сладкий запах захудалой цирюльни. Света с улицы даже при открытой двери не хватало, и под потолком горела стосвечовая лампочка в старом медно-керамическом патроне, довольно ярко освещая убогую обстановку.
Кресел было только два и зеркал два, одно совсем тёмное, другое чище, но какое-то кособокое. Парикмахеров тоже было двое. Один, пожилой, устало сидел на подлокотнике, другой, помоложе, но, худой и лысоватый, крутился перед зеркалом, пытаясь с помощью гребешка хоть как-то уменьшить начинающуюся плешь.
Мирек осмотрелся по сторонам. Последняя надежда, что парикмахерская окажется набитой битком и ему придётся уйти, не оправдалась. С видом обреченного он поплёлся к креслу. Лысоватый не обратил на Мирека никакого внимания, и он сел к пожилому.
Ни о чём не спрашивая, пожилой обмотал шею Мирека грязной захватанной простыней, взял с подзеркальника машинку и принялся колдовать над его патлами. Пятерня мастера давила на затылок, подбородок упирался в грудь, машинка ёрзала, дёргая за волосы и цепляя кожу, но Мирек мужественно терпел.
Уж коли и здесь, в парикмахерской, как это вообще-то принято, даже не поинтересовались, чего он сам хочет, значит, мать права и сногсшибательную причёску придётся отложить на весьма неопределённый и, похоже, длительный срок…
Может быть, сжалившись над хлопцем, а может, решив, что машинке с такими вихрами не совладать, парикмахер отложил её в сторону и взялся за ножницы. Ножницы хищно защёлкали, волосы густо посыпались на простыню и вскоре Мирек мог сидеть, подняв голову и временами, когда мастер что-то перебирал на столике, даже глазеть по сторонам.
Так он успел заметить, что лысоватый перестал смотреться в зеркало и неуловимо быстрым движением глянул на часы, а потом на окно, в котором как раз мелькнули чьи-то ноги.
«Ждёт кого-то», — решил Мирек, и точно, дверь парикмахерской заскрипела, пропуская нового клиента. Мирек скосил глаза, разглядывая, кого это тут так ждали, и разочарованно вздохнул. Нет, такого бродягу никто не мог ждать.
Вошедший, одетый в какой-то невообразимо грязный костюм, потерявший всякий вид и цвет, водил по парикмахерской безумными раскосыми глазами, беззвучно раскрывая перекошенный, весь заслюненный рот. На штатском пиджаке, резко бросаясь в глаза, блестели пришитые вразброс воинские пуговицы. Не было сомнения, что в парикмахерскую ввалился какой-то полусумасшедший.
Мирек решил, что заявившегося ни с того ни с сего придурка сейчас же с треском выставят за дверь, но, к его удивлению, лысоватый парикмахер странно засуетился и встретил вошедшего весьма приветливо.
— Чего тебе? — спросил он, поглядывая в окно.
Нищий кинул дикий взгляд в сторону, потом перекосил лицо и нечленораздельно промычал:
— Голы-и-и-и…
К вящему удивлению Мирека, парикмахер даже обрадовался.
— А-а-а, бриться, ну садись, садись…
Он усадил оборванца в кресло, накрыл простынёй и взялся за работу. По мнению Мирека, этого никак не следовало делать, и он вовсю косил глазами на соседнее кресло. Пока парикмахер, размахивая кисточкой, взбивал пену, нищий щурился, а когда бритва со скрипом начала сдирать недельную щетину, на лице клиента отразилось явное блаженство.
Мирек совсем разочаровался и решил уже отвернуться, но тут нищий слегка наклонил голову, и хлопец случайно поймал его быстрый взгляд. Странно, ненормальный смотрел внимательно и совершенно осмысленно. Это было так неожиданно, что Мирек чуть не открыл рот от удивления.
Но долго удивляться не пришлось. Парикмахер спихнул парнишку с кресла, забрал трёшку и выпроводил за дверь.
— Ну и притвора, — сердито пробурчал Мирек, выскакивая на улицу.
Небо плотно затянуло тучами, на речку идти незачем, приятели куда-то запропастились, и Мирек, бесцельно повертевшись на тротуаре, остановился возле пустотелой афишной тумбы, где в иные, более благополучные времена, сидел холодный сапожник.
Скользнув взглядом по вывеске парикмахерской, висящей вровень с окнами первого этажа, Мирек вспомнил странного посетителя и задумался. До сих пор этот придурок ему не попадался. Не то чтобы хлопец знал всех нищих в городе, но оборванная фигура так бросалась в глаза, что не запомнить её было невозможно.
Правда, скорей всего, нищий должен отираться возле соборной паперти, а там Мирек практически не бывал, но ведь ходит же он но городу. Конечно, не окажи парикмахер такой приём придурку, а просто вытолкай за дверь, Мирек вряд бы обратил на него внимание.