У изголовья был брошен черный рюкзак, который был при нем, когда она его встретила. Покажет ли он ей, что внутри? Считает ли он ее своим напарником? Или рассчитывает, что она, как женщина, будет идти позади него? Вести себя как его подчиненная?
По правде говоря, ей было все равно. Важно было лишь выполнить задание. Женщина гордилась своей хамелеоновой натурой, своей готовностью быть тем, кем требовалось быть в данный момент. В Тахт-и-Сулеймане она слушала, она училась и она повиновалась. Она стала никем, бездушным инструментом мести. Дитя небес.
Она улыбнулась. Только те, кто прошел через инициацию, познали жестокую радость самоотречения. Может быть — иншалла, — она переживет это задание. Может быть, нет. Аллах велик.
А пока надо было заняться делами. Проснувшись, Мансур захочет вымыться и поесть. Накануне, после отъезда домовладелицы, она наведалась в Кингз-Линн и закупила в «Теско» готовые блюда с карри — только разогреть в духовке.
Ее звали не Люси Уормби, как она сказала Диане Мандей. Но то, как ее звали, больше не имело для нее значения, как не имело значения и то, где она жила. Главное для нее теперь — движение и перемены.
Так было не всегда. В далеком прошлом было место, называвшееся домом, — крошечный домик в Южном Лондоне. Место, куда, как она думала с наивностью ребенка, она всегда будет возвращаться.
Но затем стали сгущаться тени. Из удобного лондонского дома они переехали в университетский городок в Мидлендс. Новая преподавательская работа ее отца была престижной, но для тихой семилетней девочки она означала необратимый разрыв с ее лондонскими друзьями и ужасную новую школу, где процветало хулиганство.
Она была страшно одинока, но ничего не говорила родителям, потому что к тому времени поняла по напряженному молчанию и хлопанью дверями, что у них были собственные проблемы. Когда ей было одиннадцать, родители развелись. Внешне все произошло мирно. Она перемещалась между двумя новыми семьями, но замкнулась в себе. У нее появились таинственные боли в желудке, которые приковывали ее к постели, но не поддавались никакому лечению.
Когда ей было тринадцать, родители приняли решение отправить ее в прогрессивную школу-интернат в сельской местности. Посещение уроков было необязательным, и учеников поощряли заниматься искусством и театральными проектами. На втором году новая подруга ее отца прислала ей книгу в подарок ко дню рождения. Однажды ночью, страдая от бессонницы, она наконец открыла ее и начала читать.
Когда Лиз въезжала в деревню Марш-Крик, где жил погибший и где расположился штаб следствия, она проехала мимо поля для гольфа. Никто, похоже, не играл, но несколько человек позакаленнее собрались у маленького здания клуба, покрытого окрашенным в зеленый цвет рифленым железом. Затем она проехала мимо размытых дождем бункеров с белым песком на одной стороне дороги и вилл постройки 1960-х годов на другой и оказалась у моря. Был отлив, и отступающее море обнажило неровную поверхность серо-зеленой приливной полосы.
Лиз развернула свою «ауди-кваттро» в сторону центра деревни. Марш-Крик состоял из небольшого количества домов, неровно вытянувшихся вдоль прибрежной дороги. Там имелся гараж с тремя бензиновыми колонками и промасленным автосервисом, а рядом с ними стоял паб «Трафальгар», чьи кирпично-балочные стены позволяли предположить, что построен он был после Второй мировой войны. Рядом с пабом находились сельский клуб с остроконечной крышей, деревенские магазины и лавка корабельных товаров. Позади магазинов шли несколько улиц с домами красного кирпича и стоял низкий многоквартирный дом.
Лиз припарковала «ауди» на берегу и вышла на студеный восточный ветер, спугнув стайку серебристых чаек со спинки бетонной скамьи; с жалобными криками они улетели прочь.
Над входом в сельский клуб были начертаны слова «Вечная память». Внутри было холодно и немного сыро, как в любом здании, которое использовали нерегулярно. В одном конце была небольшая сцена, а в другом на складном столе стояли ноутбук и принтер. Перед столом женщина-констебль и полицейский в штатском настраивали видеомагнитофон и монитор.
Пока Лиз озиралась, к ней подошел человек с жесткими рыжими волосами, одетый в водонепроницаемую куртку.
— Чем могу служить?
— Я ищу Стива Госса.
— Это я. Вы должно быть…
— Лиз Карлайл. Мы разговаривали по телефону.
— Да, действительно. — Он поглядел в забрызганное дождем окно. — Добро пожаловать в Норфолк!