— …Еще пинту для мадемуазель Люси. Ты случайно не замужем?
— Случайно — нет. — Она отхлебнула.
— Тогда скажи мне, незамужняя Люси, почему ты гуляешь по пабам с незнакомцами?
Близкое общение, как она видела, ободрило и успокоило его.
— Хороший вопрос, — сказала она. — Но на него трудно ответить.
Он наклонился вперед:
— Попробуй.
Она помолчала. Сделала большой глоток пива.
— Или не надо, если не хочешь, — пробормотал он, отводя взгляд.
Алкоголь бушевал в ее кровеносной системе. В былые дни, с Меган, ей никогда не требовалось много. Пара стаканов, и она улетала.
— Если бы я сказала тебе, что разговор, который у нас только что состоялся, был самым важным в твоей жизни…
— Я бы… — Он пожал плечами. — Я думаю, что это возможно.
Она видела, как в его глазах просыпается осознание, что она лишь еще одна шикарная труднодоступная женщина, которая не для него.
Она взяла его руку и всмотрелась в ладонь. И после этого что-то — точнее, все — стало ослепительно ясно. Она рассмеялась вслух.
— Смотри, — сказала она. — Какая длинная линия жизни!
— Я из семьи долгожителей, — сказал он осторожно.
Она улыбнулась ему и, выпустив его руку, осушила свой стакан.
— Дай мне ключи от машины, — сказала она. — Мне нужно кое-что взять.
На улице около автомобиля она надела рюкзак и застегнула поверх свой плащ. Когда она вернулась, в дождевике, Дензил посмотрел на нее покорным взглядом.
— Ты собираешься исчезнуть? И я никогда ничего о тебе не узнаю.
— Посмотрим, — сказала она. И, на мгновение коснувшись рукой его щеки, она ушла.
На улице дождь мягко ласкал ее лицо. Она не чувствовала, как ноги ее касались земли; она, казалось, плыла, поддерживаемая легкостью духа, который пришел с осознанием того, что она навсегда избавилась от необходимости повиноваться какому-либо человеку или какой-нибудь вере. Они не могли убить ее; ни Фарадж и его люди, ни ее преследовательница и ее люди. Она уже была мертва.
Как долго она шла, она не знала. Не больше пятнадцати минут, вероятно. Пиво переполнило ее мочевой пузырь, и когда она присела у дороги, спустив штаны, то видела, как Дензил пронесся мимо в «хонде-аккорд». Она снова пошла, улыбаясь, и слезы бежали по ее щекам, смешиваясь с дождем.
Сначала шум вертолетов был слабым, а затем окружил ее со всех сторон рычащей стремительной яростью. Перед нею была площадка для крикета, освещенная с неба, — сцена неземной театральности и красоты. В ее центре, раскачиваясь на своих опорах, стоял армейский вертолет «пума», из которого горохом сыпались одетые в черное фигуры. Спецназ. А на дороге позади них сапфирами мигали полицейские машины.
Джин Д’Обиньи продолжала идти. Она хотела бы перестать плакать, но все это было безумно красиво. Сквозь туман, клубившийся в ее голове, она едва услышала многократное передергивание винтовочных затворов. Полицейские-снайперы, подумала она, но быстро забыла о них, ибо в центре сцены, освещенная падающим сверху светом вертолетного прожектора, стояла небольшая, решительного вида фигура, которую она немедленно узнала. Темные волосы женщины были убраны с лица назад, а ее кожаная куртка была застегнута до подбородка.
Джин улыбнулась. Все было почему-то ужасно знакомо. Как будто сцена эта уже проигрывалась бессчетное количество раз.
— Я знала, что ты будешь здесь! — выкрикнула она, но ветер и восходящие струи воздуха от вертолетов далеко унесли ее слова.
Сидя в павильоне, Фарадж наблюдал, как силы безопасности заполоняют все вокруг, и знал, что он, по существу, уже мертв. Он видел, как солдаты выпрыгивали из «пумы», как крикетное поле залило светом и как полицейские-снайперы соскальзывали вниз по веревкам, свисавшим из паривших «газелей», на окружающие крыши. Благодаря биноклю он наверняка знал еще кое-что: несколько минут назад тот парень завел «хонду» в гараж. Бомба должна быть в автомобиле. Где находится девушка, он понятия не имел, но должен был действовать прежде, чем полиция эвакуирует всех оттуда, иначе вся операция была напрасной. Он вынул из кармана куртки дистанционный пульт, поцеловал его, попрощался с бойцом Азимат и произнес имена своего отца и Фарзаны, которых любил.
Глядя на женщину, неуверенно ступившую на освещенную площадку для крикета, Лиз поняла, что смотрит на Джин Д’Обиньи. Лицо было намного тоньше, чем у подростка на листовках, но вполне узнаваемо.
Когда глаза их встретились, женщина улыбнулась, как будто узнала ее, и губы ее шевельнулись на мокром от дождя лице. Она выглядит моложе своих двадцати четырех лет, подумала Лиз. Почти как ребенок.