Ему нравилось оставаться в крепости одному. Когда отца и Турко носило где-то на просторах Эндоре в Оссирианде, Таргелионе или Химринге, он сидел в мастерской у отца, которую уже по праву мог называть своей мастерской, и работал часами, без перерывов на отдых, а частенько и без пищи. Работа, изучение нового, физические нагрузки — вот, что приносило радость, а пример легендарного деда вдохновлял.
Когда, по возвращении из очередной вылазки в Таргелион, к бешеному дяде Морьо, отец начал заговаривать о том, что хорошо бы ему тоже отправиться туда, посмотреть тамошние земли, разведать, какие в них есть камни, какие руды и металлы, идея поначалу показалась бредовой. Потом, поразмыслив немного, он решил, что вообще-то это будет совсем неплохо. Путешествие в Таргелион даст ему определённую степень свободы. Дядя Морьо, насколько он помнил, был даже мрачнее и злее отца, а рожей был как отец, так что разницы никакой — что здесь с отцом, что там с его старшим братцем. Одним из преимуществ поездки в Таргелион было — не видеть смазливой физиономии Турко, вечно подталкивающего его в бок и шепчущего мерзости, если мимо проходила какая-нибудь вэн*.
С девами дела обстояли так — их в его жизни не было и точка. У отца, когда они жили в Валимаре, была мать, которую он помнил тоже смутно, но все же лучше, чем деда, и у него самого тоже была мать — ласковая Вэнлинде из нолдор — это были единственные женщины, чьи руки когда-либо его касались.
Март в том году выдался необычайно прохладным. Зима, казалось, не спешила передавать весне право на господство в Таргелионе. Тем утром Мирионэль вышла во внутренний двор, зябко кутаясь в тяжелый плащ на волчьем меху, чтобы, как обычно, высыпать крошки от вчерашнего ужина уже поджидавшим ее птицам. Она не особенно хорошо разбиралась в их видах, но могла отличить синицу от малиновки. Наблюдая за тем, как птицы, скача по свежевыпавшему снегу, клюют хлебные крошки, Мирионэль вдруг услышала отрывистый и громкий стук в ворота крепости. Она осмотрелась — стража предпочитала греться где-то внутри крепостных стен. Поняв, что она одна во дворе этим утром, Мирионэль направилась к воротам и приоткрыла небольшое окошко, вырезанное в правой их створке, чтобы удостовериться, что в столь ранний час к ним пожаловал с просьбой о помощи кто-то из жителей города, а не воинственно настроенный чужак — науко или атан.
Открыв окошко, она чуть не отпрянула — на нее в упор смотрели два серо-синих глаза в длинных черных ресницах. Глаза эти были почти точь-в-точь как ее собственные, отраженные в зеркале.
— Кто ты? — спросила пораженная таким сходством Мирионэль.
— Открывай же, я совсем продрог! — послышался грубоватый голос. — Я — сын Куруфинвэ, внук Феанаро!
Мирионэль поспешно отодвинула тяжелый засов. За воротами стоял сурового вида молодой нолдо — ее кузен Тьелперинквар. Одет он был просто; одежда хорошая, добротно сшитая, но грязная и мятая. Волосы кузена были собраны сзади в простой хвост, голову опоясывал кожаный ремешок. В руке у него был небольшой узел с вещами, за поясом — короткий меч, за плечами виднелся колчан со стрелами и лук.
Мирионэль и рада была улыбнуться гостю, приветливо заговорить, но строгий взгляд ее кузена и его надменная поза отнимали всякое желание лишний раз делать это.
— Что ты стоишь как статуя? — сдвинув брови, произнес куруфинфион, — Я голоден и устал.
Мирионэль не привыкла к подобному обращению и растерянно сказала, потирая пальцами висок:
— Хорошо, пойдем со мной, я провожу тебя в комнату для гостей и тебе тотчас принесут поесть, — она развернулась и быстрым шагом, с пылающими щеками, направилась к двери во внутренние комнаты замка.
Тьелпе молча шел за ней, скрипя по снегу тяжелыми грубыми сапогами с коваными носами.
Когда Карантиру доложили, что у него в замке вот уже несколько часов как гостит его племянник Тьелпе, он раздраженно фыркнул, но смолчал. Характер у них обоих был тяжелый, но, к счастью, оба были молчаливы и не склонны проводить время в компании друг друга.
— Передай ему, что он может присоединиться к нам за ужином, — сказал Карантир слуге, пришедшему к нему с новостью о прибытии Тьелпе.
За ужином, к немалому удивлению Карантира, сын Курво появился. Он сидел смирно, как и всегда был молчалив. Карантир заметил лишь, как при виде вошедшей в залу Мирионэль, которая заняла свое место по правую руку от него, племянник напрягся, нахмурился, буркнул что-то неразборчивое в ответ на ее приветствие и уткнулся носом в свою тарелку.
Холод в те дни стоял такой, что даже выезжать с утра на конную прогулку не хотелось. Карантир сидел целыми днями у себя в покоях, в кресле рядом со стеллажами книг, и читал.
На третий день своего пребывания в их замке Тьелпе пришел к нему с вопросом пользуется ли он еще своей старой мастерской и может ли сам Тьелпе воспользоваться ей, а заодно и кузницей. Карантир показал племяннику путь в кузницу, а в качестве мастерской предложил помещение, которое раньше использовалось как хранилище съестных припасов, а теперь, когда был построен добротный погреб, пустовало. Тьелпе кивнул головой и взялся за работу. Ни холод, ни пыль, царившие в помещении бывшего склада, его не пугали.
Через неделю начало теплеть. Морозы ослабли и, проснувшись ранним утром, Карантир почувствовал особый весенний запах в воздухе, просачивавшемся в его спальню сквозь щели в оконной раме.
Решив отправиться после завтрака на конную прогулку с Мирионэль и стражей, он позвал и Тьелпе. Тот отказался, сухо поблагодарив, сославшись на занятость какой-то работой, и остался в бывшей кладовой, которую превратил за эти дни в настоящую мастерскую. Карантир не удивился отказу племянника ехать с ними и, позавтракав в обществе дочери, пошел к себе, чтобы переодеться перед прогулкой.
Открыв сундук, в котором хранилась его одежда, он быстро нашел нужный кафтан и штаны, но, роясь в ворохе рубашек, туник и прочего платья, у него возникло странное ощущение, будто чего-то недоставало. Отогнав навязчивые мысли, Карантир спешно оделся и выбежал во двор, где его уже ожидала Мирионэль в компании Тулинде и Тьяро.
Они вернулись с прогулки поздно, как раз к ужину, голодные и разгоряченные скачкой. Тулинде позаботилась захватить кое-что из съестного в дорогу, и все это было с благодарностью поглощено в обеденный час. Теперь же они спешили к столу даже не заботясь о смене платья.
Усевшись за длинный стол в просторной обеденной зале, Карантир и компания с нетерпением ждали, когда слуги принесут приготовленное мясо и овощи.
Дверь в залу распахнулась. Вместо слуги с подносом на пороге стоял Тьелперинквар.
Его длинные темные волосы были тщательно вымыты, расчесаны и уложены в красивую щегольскую прическу, какую любил носить Турко. На лбу Тьелпе сиял удивительной работы венец из белого металла, усыпанный ярко блиставшими самоцветами. Одет он был в темно-синий аксамитовый кафтан, расшитый серебром и украшенный жемчугом и драгоценными камнями, поблескивающими в свете ламп. Под кафтаном виднелась рубашка белого шелка, ворот и рукава которой по краям украшали мелкие жемчужины. На тонкой талии Тьелпе был повязан объемный и широкий алый шелковый кушак с золотой вышивкой. На стройных ногах надеты изящные сапоги из черной кожи с красивыми серебряными пряжками. Серо-синие глаза нолдо блестели ярче самоцветов в его венце, а на свежих щеках выступил красивший его легкий румянец.
Поклонившись Карантиру, сын Курво сел за стол на свое обычное место, и во время всей трапезы не сводил глаз с Мирионэль, сидевшей подле отца. После ужина, прошедшего в почти полном молчании, Тьелпе подошел к ней и при всех протянул что-то — просто вложил в ладонь, чуть склонив голову, и тут же быстрым шагом вышел из залы.
Мирионэль разжала пальцы — на ее ладони лежала небольшая, изящная заколка для волос в виде бабочки. Бабочка была чуть больше натуральной величины и сделана из белого золота: крылья с чернеными прожилками, заполненными ярко-бирюзового цвета эмалью, на их краях поблескивали бриллианты — по пять в каждом крылышке, тельце тоже было инкрустировано совсем мелкими бриллиантами и двумя рубинами в завитках усиков.