С момента его приезда сюда, на маленькую заставу Белега, прошла уже почти неделя, а они с сыном ни словом не обмолвились о предстоящей женитьбе. Лис был все время в отлучках, рыща с небольшим отрядом вдоль линии границы, а сам Орофер проводил время в компании своего соседа и друга Амдира. Их приведенные сюда по зову Лиса отряды праздно болтались по окрестностям, охотясь или же просто отдыхая в своих палатках, в лагере, разбитом на широкой поляне неподалеку от укрепления.
Амдир уже начал заговаривать о том, чтобы вернуться в свои владения, отмечая, что исход войны ясен — гордецы голодрим получат по заслугам, а воинам Дориата не будет от вмешательства никакого проку — ценностей из владений Моргота им не видать.
— Сейчас их цель не отвоевывать сокровища Моргота, а унести ноги, не подпалив шкуры! — со смехом говорил Амдир.
Это мнение в Дориате разделяли многие. Кто-то надеялся на защиту завесы, кто-то утверждал, что это наглецы из-за моря развязали войну с Морготом из-за каких-то камней — значит, им и расхлебывать горький бульон, который заварили их князья, приведшие их в Белерианд.
Орофер с высоты занимаемого им в иерархии Дориата высокого положения, а он был сыном Эльмо, младшего брата Тингола, приходясь тому племянником, предпочитал судить обо всех вещах с должной мерой ответственности за народ своей страны. Будучи принцем крови, он правил как единовластный Владыка теми эльдар, что жили на принадлежащих ему землях в лесах Нан-Эльмота, но не оставлял амбиций когда-нибудь сделаться правителем более обширных владений. Взяв в жены сестру Владыки Дэнетора, павшего в Первой Битве за Белерианд, Орофер не без оснований смог претендовать на владычество над всеми лаиквенди.
В случае с князьями голодрим и постигшей их злой участью он решил, что поступит так, как велит ему дядя, Владыка Элу, а потому терпеливо дожидался возвращения гонца, отравленного ими в Менегрот.
В тот день Орофер решил лично отправиться на патрулирование рубежей королевства. Амдир остался в укреплении, занимая себя музицированием на флейте, а Лис пропадал с группой воинов в их лагере, обсуждая планы контрудара по позициям темных тварей на северо-востоке от границ Дориата.
В компании своего оруженосца Саэлона Орофер выехал за ворота в направлении на юго-восток.
— Как здесь без нас поживал мой сын? — обратился он к ехавшему рядом Саэлону.
— Браннон здорово изменился за последние месяцы, — с усмешкой отвечал тот. — Каждый день носится по двору с мечами голодрим, натащил к себе кучу книг и читает ночи напролет — не спится ему. А книги эти я видел — они все на непонятном языке, тут и до беды недалеко… — закатывая глаза, продолжал свой доклад оруженосец. — Этот Белег, кто бы он ни был, плохо на него влияет…
— Довольно! — прервал его болтовню Орофер.
Слова Саэлона не на шутку его беспокоили. Только, в отличие от оруженосца, Лорд Орофер был склонен приписывать перемены, произошедшие в Лисе, не дурному влиянию Куталиона, а знакомству с гордецами из-за моря и обручению с дочерью одного из них. Эта полудетская восторженная влюбленность, о которой ему писал сын, казалась Ороферу полнейшей чушью. Сам Лорд Дориата любил свою жену за нежный и кроткий нрав, за ласковый голос, за диковатую красоту, присущую лаиквенди, он ценил ее умение позаботиться обо всех и вести хозяйство, ее талант вышивальщицы. Однако, обо всех этих и других добродетелях прекрасной леди Нифрелас Орофер смог узнать лишь спустя время после свадьбы.
Здраво рассудив в свое время, что не всем же быть романтиками, как его дядя, и столетиями пропадать с возлюбленной в лесу, оставив на произвол судьбы вверенных эльдар, он женился на этой кроткой эллет прежде всего потому, что ее близкое родство с королем лаиквенди обеспечивало ему и их будущему потомству высокое положение как среди эльдар Тингола, так и среди лесных эльдар Оссирианда.
Погруженный в свои мысли, Орофер не сразу заметил, как на их пути неожиданно вынырнула из-за поворота фигурка конного воина. Он скакал навстречу крупной рысью, быстро приближаясь, но заметив их, замедлил скорость и повел свою лошадь шагом.
Теряясь в догадках о происхождении всадника, Орофер остановил коня и вытащил из колчана стрелу, напряженно всматриваясь в очертания тонкой фигурки молодого воина. Тот тоже остановился в тридцати шагах от них и склонил темноволосую голову, прикладывая руку к груди.
Не веря своим глазам, Орофер и Саэлон разглядывали юного всадника. Его одежда и лицо были покрыты копотью и слоем дорожной пыли. Видно было, что он провел в седле и без сна уже много часов. Конь его также был до крайности измотан.
— Я ищу командира пограничной стражи Белега Куталиона, — хриплым мальчишеским голосом выкрикнул юный эльда и вдруг стал заваливаться набок, рискуя выпасть из седла.
Отбросив стрелу, Орофер подлетел к нему, соскочил с коня, едва успев подхватить бесчувственное тело.
— Саэлон, держи его лошадь! — скомандовал Орофер, аккуратно вынимая незнакомца из седла и освобождая его ноги из стремян.
Бережно опустив на траву у края тропинки легкое и показавшееся хрупким тело, Орофер внимательнее вгляделся в черты лица незнакомца и снова не поверил своим глазам — перед ним была юная эллет.
Его рациональное мышление отказывалось сейчас дать ему какие-либо убедительные и логичные объяснения появления этой десс на их пути, поэтому Орофер ограничился тем, что позволил менее рациональной части себя, отвечающей за целительские способности и прочие известные ему секреты магии, вступить в свои права и приложил ладони к вискам девушки.
Наткнувшись на «авад»* — глухую защиту при попытке проникнуть в ее мысли, Орофер почел за лучшее просто привести ее в сознание и спросить кто она, откуда и почему ищет Куталиона.
Отдав ей немного своей жизненной энергии, смешанной с жизненной энергией леса, он, заметив, что она открывает глаза, протянул ей свою флягу с водой, предварительно сбрызнув ей лицо девы.
— Белег… он поможет… — пробормотала она, приходя в себя.
— Кто ты? — спросил Орофер, хмуря черные брови.
Она всматривалась в его лицо и большими глотками пила из фляги. Наконец, утолив жажду, она четко произнесла:
— Он тоже похож на лиса…
Собрав всех воинов отца и Амдира, находившихся в лагере, я сказал им, что они здесь, чтобы отстаивать, как их отцы и деды в Первой Битве, земли Белерианда и что каждый час промедления стоит воинам голодрим, с Владыкой которых мы заключили союз, обязывающий помогать им, многих жизней и многих ран. Я напомнил, что именно им, так называемым изгнанникам, мы обязаны спокойствием вокруг наших границ на протяжении почти пяти столетий и призвал всех, кто добровольно того пожелает, последовать за мной и воинами Белега, которые в его отсутствие подчинялись мне.
Окончив мою речь, я вернулся в укрепление, чтобы предупредить отца, но нашел лишь Амдира, спрашивавшего, собираюсь ли я обедать или желаю дождаться отца, отправившегося на прогулку с Саэлоном.
— Передай ему, что я ушел с отрядом Белега! Он знает, куда мы отправляемся! — бросил я Амдиру, набегу надевая стеганую нижнюю куртку, защищавшую от вражьих стрел.
В этот миг за окнами послышался топот копыт въезжающих во двор лошадей. Я выбежал на крыльцо, чтобы сказать отцу, что собираюсь выступить на помощь голодрим Таргелиона и замер — Саэлон вел под уздцы отцовского коня, а в его седле сидела она.
Слова, заготовленные для отца, и все мысли мгновенно испарились из моего сознания и, лишенный дара речи, я мог лишь смотреть на нее, не двигаясь, боясь, что от моего движения она растворится в воздухе словно морок.
— Не стой как истукан, Лис, — донесся до меня голос отца, — А ты распорядись, чтобы подавали обед — мы спешим… — он уже говорил с кем-то из слуг.
Мы стояли на крыльце, молча обнявшись. Она лишь прошептала по госанна мое имя, и от этого шепота сердце кольнуло неведомой прежде сладкой болью.