Это решение было достаточно тяжёлым для Ольсена. Почему Гловер вообще собирался подписать какой-то там контракт с чёртовой преступной группировкой? Разве это не пугало его? Йоханесс понимал, что Томсон действительно переживал за своего кузена, но неужели не было каких-то более безопасных вариантов? Если Эрика Ричардсон действительно мафиози, то… может быть, всё же не стоило с ней связываться? Тем более что эта прекрасная дама наверняка уже точила на Йенса зуб. Ольсен зажмурился: хотелось вернуться в прошлое и изменить свои действия в тот день, заставить себя заткнуться, ударить самого себя. Это получается, что Йенсу повезло, раз его не пристрелили в какой-нибудь подворотне из кровавой мести? А ведь… она ведь могла, верно?
— А какие у нас риски? — неуверенно спросил Йоханесс, с опаской поглядывая на Гловера.
— Ричардсон не особо любит своих должников, но у меня есть деньги и хорошая репутация. Никаких рисков, — попытался успокоить брата Томсон. — Не думай, что, раз она относится к мафии, то она совершенно бесчеловечна. Да, она выглядит жестокой, но её «Нация розы» продаёт лекарства жителям Детройта уже много десятков лет. Я знаю многих людей, которые смогли побороть тяжёлую болезнь только благодаря помощи Ричардсон. Мафия — это не всегда грабежи и убийства, а Америка всегда и у всех будет ассоциироваться с преступным миром. Открой глаза, брат, тебе становится хуже, твоё лекарство почти не помогает, ты тратишь огромное количество в никуда. А тут будет стопроцентный вариант, я всё оплачу, позволь помочь тебе, позволь мне таким образом исправить то, что произошло… пожалуйста, Йенс. Ради меня. Ради Фриды. Ради Оливера.
Перспектива быть чем-то обязанным Эрике Ричардсон пугала, потому что вряд ли эта женщина способна прощать другим людям долги. Но ему хотелось увидеть, как взрослеет сын, чтобы лично поприсутствовать на его выпуске из школы, чтобы поздравить с поступлением в высшее учебное заведение (а вдруг повезёт?), чтобы познакомиться с его возлюбленной, чтобы отметить их свадьбу, а потом и рождение первого внука. Ольсен тяжело вздохнул: разве был у него вообще другой выход? К тому же, раз Гловер говорит, что сам хочет помочь, что страшного в этой связи с мафией ничего нет. Томсон живёт тут с самого рождения, кому, как ни ему, знать?
— Я согласен, — резко отозвался Йоханесс, сам от себя того не ожидая.
— Спасибо, Йоханесс. Боже, спасибо тебе за то, что мой брат образумил!
Глава 3. Забавно, но ваши глаза я хорошо запомнила
По Вам глазами вниз скользя,
я б расстегнул тугой корсет.
Но Вы — прекрасное Нельзя
из миллионов нежных «нет».
© Николай Зиновьев
Melanie Martinez — Training Wheels
Она была небольшого роста, причём настолько, что каждый раз вставала на носочки, когда выходила отвечать у доски. Маленькой ручкой, обхватив аккуратными пальчиками школьный мел, девочка великолепным почерком с причудливыми резцами выводила цифры на гладкой поверхности. Все в классе знали, что Молли Фостер почти лучше всех в классе разбиралась в сложных математических науках. Лично у Оливера это вызывало настоящее уважение, но некоторые остальные ученики просто пользовались безотказностью малышки и просили у неё тетрадки с домашним заданием.
Одноклассники Расмуссена никогда не считали Фостер привлекательной девчонкой, поэтому не стеснялись прилюдно обзывать её «коротышкой», «малявкой» или даже «пуговицей», потому что глаза Молли казались великоватыми. И будь Оливер чуть-чуть смелее, чуть-чуть сильнее, он бы, безусловно, давно уже принял какие-нибудь меры, чтобы избавить милую одноклассницу от насмешек остальных учеников. Неужели это скромное доброе создание заслуживало такого количества зла в свою сторону?
Возможно, Олли — единственный парень в классе, который слетал с катушек, когда ощущал в воздухе аромат белого шоколада, и запихивал в шкафчик Молли маленькие свёрнутые бумажечки с глупыми комплиментами. Он мог часами наблюдать только за тем, как Фостер робко отвечает заданную на дом тему. Безусловно, эта девушка — настоящее солнце, которым Расмуссен был очарован целиком и полностью.
Оливер знал Молли на протяжении нескольких долгих лет, но всё это время он так и не смог найти в себе силы, чтобы подойти и просто заговорить о какой-нибудь ерунде, а потом, быть может, пригласить её погулять на выходных. Как бы ни пытался Расмуссен окрепнуть духом, всё было бесполезно.