Эрика говорила уверенно и даже немного прохладно, несмотря на своё приветливое настроение несколько минут назад. Йенс то и дело замечал, как Гловер вздрагивал или начал кусать губу, потому что Ричардсон перескакивала с темы на тему, начинала рассматривать ситуацию со стороны, словно хотела запутать предпринимателя. Словно, возможно, этот образ не должен был возникнуть в голове Ольсена, Томсон — это несчастная овечка, загнанная в угол, жертва волка, которым являлась мафиози. Но Йенс не мог винить брата с рассеянности и растерянности: какой нормальный мужчина мог вести себя трезво и рассуждать разумно, пока две очаровательные ноги в туфлях с высоким каблуком покачивались в воздухе туда-сюда, явно нарочно привлекая внимание! Ольсен старательно пытался туда не смотреть, но постоянно проигрывал в борьбе с собственным искушением.
— Откуда вы собираетесь достать нужное нам лекарство? — тихим голосом спросил Гловер, слегка засомневавшись, что вообще имел право задавать этот вопрос человеку с оружием (то, что у Эрики и Криса был пистолет, казалось очевидным).
— Оу, вам не нужно об этом переживать, мистер Томсон, — мафиози едко ухмыльнулась. На самом деле, полноправно эту ухмылку назвать ядовитой было тяжело. — Это уже мое дело. Ваше — не забыть про оплату.
На самом деле, большая часть разговора прошла мимо ушей Йоханесса, потому что всё, на что был способен мужчина — это наблюдать за почти железной мимикой мафиози, её жестами, соприкасающимися друг с другом губами и потемневшими бирюзовыми глазами. Ольсен не мог вникать в смысл сказанных Эрикой слов, потому что он вслушивался в голос мафиози. Все это казалось жутко неправильным, но Йенс объяснял все тем, что Ричардсон слишком необычная для этого мира, поэтому ею невозможно не восхищаться.
Быть может, она в действительно никак не связана с преступным миром? Вернее, связана лишь формально — благодаря мужу-тирану. Что там про него говорят? Что Кристиан жутко ревнив? В таком случае, Йенс совершенно не удивится, если узнает, что гангстер запирает свою благоверную дома, приставляет к ней охрану для слежки, заставляет отчитываться о каждом своём перемещении и запрещает без его дозволения общаться с другими мужчинами. Такую красоту, разумеется, нужно беречь от нечистых разумов, но не слишком ли жесток был Кристиан? Хотя, впрочем, мы говорим о доне мафии. Вероятно, он бы без сожаления пошёл на любые методы, лишь бы удержать свою позицию, лишь бы продолжать одурачивать пустые головы жителей городка.
Теперь даже без особых стараний Ольсен убедил себя в том, что Эрика была лишь жертвой обстоятельств. Разумеется, она не могла хотеть всего этого. Разумеется, на самом деле руководил мафией её хитрый и крайне жестокий супруг, который всего лишь прикрывался образом милой девушки. Да, Эрику побаивались в городе, но, будь она мужчиной, никто бы не смог довериться холодным бирюзовым глазам. Вся эта теория прекрасно ложилась на происходящие события, и теперь Йенсу даже стало понятно, для чего Ричардсон рассказала мужу про то столкновение возле бара. Во-первых, возможно, Кристиан это узнал не от неё самой, а от того, кто постоянно за ней следит, а, во-вторых, Эрика могла сообщить обо всём сама — потому что знала, что не имеет права что-либо скрывать.
Вот так вот фактически безосновательно в глазах Йоханесса Кристиан стал жестоким тираном, а Ричардсон — несчастной одинокой жертвой, которая определённо нуждалась в помощи. Как всякий мужчина, встретивший на своём пути несчастную женщину, Ольсен ощутил резкий рыцарский порыв. Если бы Кристиан не был доном мафии, то, разумеется, Йоханесс давно бы уже начистил ему ебало. Бедная-бедная Эрика, определённо, она заслуживала не только жалости, но и поддержки. Как эта хрупкое прелестное создание вообще справлялось с участью, свалившейся на острые плечики? Она определённо заслуживала лучшего. Йоханесс невольно прикусил губу, рисуя в голове образ счастливой заплаканной Эрики, на лице которой, разумеется, не осталось и тени того ледяного злорадства и надменности, теперь она могла лишь верещать благодарности и вешаться на шею своему герою, спасшему даму от жестокого тирана. Героем, разумеется, был сам Ольсен. Из-за специфики работы Йенс обладал очень живым воображением, потому данная картина получилась очень реалистичной, особенно та часть, когда от невинных объятий Эрика переходила к настоящей благодарности…