— Ладно, ладно, — Ричардсон тихо раскашлялась, пытаясь прийти в себя. — Крис меня использует, говоришь? А с чего ты решил, что это он меня использует, а не я его?
Данная фраза прозвучала излишне зловеще, и Йоханесс нахмурил брови. Быть может, это всего лишь стадия отрицания (или как там это называется в психологии?) А может, Эрика не хочет потерять лицо?
— Э… думаю, ты бы выбрала кого-нибудь поумнее, чем дегенерата, который сжигает дома на виду у всех, — пробурчал Йоханесс.
Красивое лицо на мгновение ожесточилось, но Эрика тут же пришла в себя, вновь нацепив маску спокойствия. Йенс не отрывал от неё взгляда.
— Fottuto figlio di puttanа8, — снова прошипела себе что-то под нос Ричардсон. — Мне жаль, что тебе пришлось увидеть мафию именно с этой стороны, — без намека на извинения и жалость произнесла Эрика, подняв глаза на Йоханесса. — Мы работаем иначе, просто во всякой организации есть ебланы, если ты понимаешь, о чём я. Я не одобряю неоправданную жесткость, хотя, очевидно, иногда она необходима, чтобы всякие cafone не забывали о том, где их место в пищевой цепи, — женщина сцепила руки между собой. Она казалась совершенно расслабленной и спокойной, и Ольсену вдруг стало не по себе от этого спокойствия. Он… он ошибся? — Кристиан не такой дегенерат, как тебе кажется.
— И что это значит? — хрипло спросил Ольсен.
— Что вы, мужчины, слишком часто позволяете себе думать, что жизнь женщины крутится исключительно вокруг таких же, как вы, — Эрика мягко улыбнулась. — Не страшно. Я понимаю, что некоторые люди не одарены интеллектуально, в мире полно идиотов, которые не понимают, о чём говорят. Я встречала подобных тебе слишком часто. Знаешь, сколько раз в свой адрес я слышала слова «шлюха», «подстилка» и прочее и прочее?
Йоханесс настороженно сделал небольшой шаг назад. Хоть его от женщины и отделял кофейный столик, внезапно этого расстояния стало слишком мало. Бирюзовые глаза смотрели на мужчину пытливо, поглощая каждое движение, каждый дрогнувший мускул, каждую эмоцию, промелькнувшую в разноцветных глазах. Йоханесс ощутил себя обнажённым.
— Ты хотя бы не опустился до подобного, — она хрипло усмехнулась, после чего осушила свой бокал с вином до дна.
Допив вино, Эрика медленно поднялась со своего места. Несмотря на иррациональный страх, вызванный непониманием происходящего, Йоханесс всё равно с жадностью впился в длинное облегающее алое бархатное платье, прекрасно подчёркивающее хрупкую красивую фигуру. На острые плечи был накинуто тонкое красное пальто с чёрными кружевными рукавами и подолом. Эрика выглядела одновременно роскошно и опасно. Словно полыхающий пожар, она демонстрировала свою власть и убийственность, вызывала желание бежать без оглядки, но вместе с тем — привлекала внимание. Верх платья держался на груди, из-за чего были видны и тонкие ключицы, и длинная шея, и Ольсен сходил с ума от желания прикоснуться к мягкой коже. Дурак! Он должен бояться, а не кусать губы, разглядывая чужое тело.
— Я не дама в беде, Ольсен, — бросила Эрика. — Я и есть беда.
Ольсен поднял затуманенный взгляд на глаза Ричардсон. Женщина выглядела так, словно ощущала себя победительницей, и ведь действительно — она победила. По всем фронтам победила. Обыграла. Эрика поставила острую коленку на кофейный столик и слегка наклонилась, поманив пальцев Йоханесса к себе ближе. Словно загипнотизированный, он действительно сделал шаг вперёд, несмотря на то, что пару мгновений назад собирался бежать прочь.
— Мафия никогда не подчинялась Кристиану. Он всего лишь пешка в моей игре. И ты тоже пешка. Жалкая, которую не страшно потерять, — красные губы изогнулись в жестокой усмешке. Но рука, противореча обидным словам, опустилась на колючую щеку, мягко проведя по ней костяшками. Ольсен громко проглотил слюну. — Ты здесь, потому что я этого захотела. Потому что ты не сможешь мне отказать. И никто не сможет. Потому что никто не посмеет меня осудить. А знаешь почему?
— Почему? — переспросил Йоханесс, случайно зацепив взглядом линию декольте Эрики. Щеки за считанную секунду стали цвета платья Ричардсон.
Он чувствовал себя одураченным и глупым. Жалел женщину, которая в этой жалости никогда не нуждалась. Казалось бы, только что узнал, что на самом деле глава мафии — это действительно Эрика, что Кристиана она считает не более, чем жалким пушечным мясом, но не испытывал и грамма отвращения. Сколько он размышлял о том, что гангстеры — это мерзость, это грязь, убийства и кровожадность? Но, о Боги, Ричардсон! Как часто вы встречаете женщин, которые способны в тонких маленьких руках удержать управление целой мафией?