— Люблю тебя, Адольфо,
Дай стать же твоею,
Твоею, твоею, твоею…
Днём его голова могла быть забита чем-угодно, но вот ночью звучало одно и тоже. Три строчки, которые совсем не мешали спать, но будто гипнотизировали. Давали слишком сильное спокойствие, расслабляли тело настолько мощно, что парализовывали. Мозг уходил этих слов не в сон, а, скорее, в кому. Становилось настолько легко, что могло показаться, что сама душа медленно покидает тёплое тело. Немело всё: руки, ноги, шея— от кончиков пальцев, до корней волос на голове. Но уже через несколько часов ужасающего умиротворения, всё тело Форта резко пробудилось, и мужик открыл глаза. Гигант натянул штаны и пошёл в камбуз. Почти всегда Форт просыпался к обеду, в этот раз он также не проспал это событие. Правда он чуть-чуть опоздал к началу перекуса, его друзья уже болтали о чём-то. Сегодня на завтрак, обед и ужин были сухари, мясо птицы, да вода.
— Представляете, она звала меня этой ночью, — выразительно повествовал Аквюиль друзьям, сегодня он был более радостным, чем обычно. К столу подсел Форт.
— О чём болтаете?
— Да вот, рассказываю ребятам, про ту девушку. Оказывается, тогда на смотровой, она и в правду смотрела на меня, и мне также не показалась её улыбка. Сегодня ночью приплыла ко мне, сначала звала меня, а потом, когда мы встретились, плакала о проблемах. Так досадно, что я в тот момент был на палубе, а не рядом с ней. Я мог бы приобнять её если бы мы сидели на лавке, например.
— Ты влюбился в неё, Аквюиль, — перебил Форт. — Это очень опасно. Перестань с ней общаться, как бы не было тяжело, иначе, боюсь, ты можешь погибнуть.
— Ну знаешь, я хотя бы признаюсь в том, что люблю её, — неожиданно серьёзно вставил Аквюиль.
— Это к чему сейчас?
— К тому, что я не скрываю от друзей, что болтаю с ней, и что мне это нравится.
— Я всё равно не понимаю.
— Она рассказала о тебе, Форт, рассказала, что ты болтаешь с ней по ночам. Интересно, почему ты не рассказал об этом нам, — смотря на Сторико и Банкера, продолжал Аквюиль.
— Я ни с кем по ночам не болтаю, — стиснув зубы, оправдывался Форт.
— Тогда почему же она решила поговорить про тебя, — спокойно говорил Аквюиль. На его лице была заметна лёгкая улыбка. — Она заметила твои подглядывания на её грудь и плечи. Понимаю, признаться, что тебе нравится другая девушка, когда есть жена…
— Не переходи грань, Аквюиль. — перебил Форт.
— Ладно, прости, — также спокойно извинился парень. — Но я всё равно знаю правду.
— Почему ты не рассказал нам, Форт? — удивлённо влез Сторико.
— А смысл?
— Смысл в том, что мы твои друзья, — тихо сказал Банкер. — Дружба строится на доверии, — серьёзно добавил он.
— С чего ты взял, что я вам не доверяю? — зло спросил Форт.
— Ты скрыл от нас её, — ответил Аквюиль.
Вдруг Форт стукнул по столу обеими руками и ушёл из камбуза. Абсолютно каждый услышал и увидел его недовольство. Форт же двинулся в сторону своей каюты. Он сел на кровать. Неожиданно, гигант встал, начал ходить по комнате, вырисовывая разными непонятными жестами такие же непонятные рисунки. Его пальцы то не до конца сжимались в кулак, то выпрямлялись в растопыренную ладонь. Форт принялся жаловаться и оправдываться вслух, он понимал, что никто его не слушает и слышать не может, но когда он произносил отмазки, придумывающиеся ежесекундно, ему становилось легче.
— Вот зачем, зачем мне было рассказывать о ней? Зачем?! Ах… Что за несправедливость. Надеюсь, ты слышишь меня, Папа. Надеюсь, веришь в то, что я прав, — пока Форт выговаривался Отцу римскому, он сам не успел заметить, как заплакал. Удивительная картина: стальной гигант богатырь плачет, как маленький ребёнок. — Я же прав, Папа? Не молчи, пожалуйста, не молчи. Я увижу сына, Папа? Я увижу своего любимого сынишку? Почему ты молчишь, Папа, почему ты молчишь? — как ребёнок, как маленький несчастный ребёнок он задавал вопросы, не надеясь получить на них ответы. Форт плакал тихо, чтобы не привлечь ненужного внимания. Неожиданно для самого великана, голоса в его голове, которые обычно говорили что-то несвязное или грязное и грубое, сейчас утешали Форта. Ему даже показалось, что это голос самого папы. Но позже он понял, что это был тот же самый женский голос, который рассказывал ему разные стихи, и который мучал его на протяжении этих долгих двух дней. Он до сих пор будто нашёптывал Форту на ухо слова, связные рифмой. Но эти слова были не простой дребеденью, они были лучшими словами, которые когда-либо слышал Форт. Ни Мор, ни жена, ни Папа не смогли бы успокоить его, подобрать слова, хотя бы косвенно схожие сегодня с теми, которые слышал Форт от этого голоса. Мужичина перестал плакать, его кисти успокоились, стихотворение в его голове подходило к лаконичному концу: