Со съемкой внутриводного льда нужно торопиться. Стоит середина декабря — разгар антарктического лета. Припай разрушается на глазах. На поверхности льда, там, где после взрыва лунки протянулась черная полоса копоти, теперь образовалось небольшое озерцо. Незначительное повышение температуры воды приводит к разрушению структуры внутриводного льда. Пластины кристаллов теряют свои острые грани. Форма их становится более мягкой и округлой. На последней стадии своего существования это уже аморфная масса, распадающаяся на куски и хлопья даже от легкого волнения воды. Более живуч лед, растущий на скальном основании, которое проводит холод значительно лучше, чем вода. Но лед отступает. Там, где раньше была сплошная шуба кристаллов, теперь отдельные их группы. Из-под льда выступают мягкие кораллы, ежи. В конце декабря внутриводный лед, растущий на нижней поверхности припая, окончательно разрушился и стенку острова оплывшие и потерявшие форму кристаллы покрывали прозрачной плотной коркой только до глубины четыре-пять метров. Возможно, что окончательное разрушение этого льда происходит одновременно с разрушением припая.
В одно из погружений я работаю у стенки острова, фотографируя лед. Оставалось снять один кадр, когда Пушкин подал сигнал срочного выхода. Уже не выбирая интересный объект, я сфотографировал ближайшие структуры льда и повернул в сторону лунки, находившейся от меня в 15 м. В лунке, там, где страховочный конец выходил на поверхность, я увидел силуэт тюленя.
Животное вертикально стояло в воде, чуть-чуть шевеля ластами. Оно любовалось надводным пейзажем и не подозревало, что помимо него в этом же месте плавает еще одно существо. Кроме акваланга, который постоянно выпускал гроздья сверкающих и урчащих воздушных пузырей, у меня была камера для фотосъемки с двумя вынесенными на длинных кронштейнах лампами. Передав Саше, что вижу тюленя, я попросил выдать еще часть конца. Пушкин тотчас же стравил несколько метров. Опустившись на первый уступ и убедившись, что тюлень по-прежнему в лунке, я медленно стал всплывать. Когда до тюленя оставалось около полутора метров и поднимающиеся пузыри воздуха стали щекотать ему спину, он опустил голову в воду и увидел меня. Видимо, я не был похож ни на одного из знакомых ему обитателей моря. Глаза тюленя моментально округлились и превратились в громадные плошки, физиономия задергалась, в полнейшем смятении бедняга нырнул и… растворился в воде.
После десяти дней непрерывной работы, изрядно устав от погружений, мы решаем сделать перерыв и сходить в колонию императорских пингвинов.
Тихий, безветренный день. Солнце палит так, словно мы не в Антарктике, а в тропиках. Снимаем меховые куртки и идем в одних тонких рубашках. Ночью выпал снег. Многие трещины на припае скрыты под непрочными снежными мостами. Выбирая направление, лавируя между снежными наносами, мы проходим по старому насту два ледяных поля. Лед живет. Довольно часто он издает странные стоны и скрипы. Громадные куски лежат в основании айсбергов. С вертикальных поверхностей ледяных островов свисают причудливые снежные козырьки. Некоторые имеют трех-четырехметровый вылет. Снизу нам хорошо видно, насколько непрочны все эти консоли. Легкое сотрясение ледяной массы — и многочисленные снежные сооружения, результат вчерашней метели, приходят в движение, обдавая нас снежной пылью. Разговариваем негромко, но ледяные громады усиливают звук. Пушкин кричит, и к нам возвращается многократно умноженное льдами эхо. Кругом все стеклянно звенит.
У основания айсбергов, на припае, группы императорских пингвинов. В каждой группе по десять-пятнадцать птенцов и одна-две взрослые птицы. Группы держатся на некотором расстоянии одна от другой, и взрослые пингвины следят, чтобы птенцы не перебегали в другую группу. Колония уже распалась. Птенцы выросли, они значительно крупнее взрослого пингвина Адели. Начался период линьки. Серый пух вылезает, и под ним уже виден настоящий наряд пингвина — белая рубашка и черный фрак.
Сейчас все взрослые пингвины, за исключением воспитателей, ушли к кромке припая кормиться. Это далеко, около 20–25 км. От колонии к морю тянутся пингвиньи тропы. По ним птицы одна за другой идут и скользят на брюхе, как на санках, ловко отталкиваясь лапами и крыльями. Те, что остаются охранять птенцов, стоят неподвижно. Наше появление не вызывает среди них заметного беспокойства. Только некоторые птенцы подходят к нам поближе и, удовлетворив любопытство, спокойно удаляются.
Колония императорских пингвинов расположена вблизи острова Хасуэлл. Мы подходим к нему со стороны круто обрывающихся в море скал. На уступах и карнизах большой базар снежных буревестников. Мы движемся вдоль этой стены, хотим пройти на мористую сторону острова, чтобы определить, можно ли там спускаться под воду. Все больше и больше встречается торосящихся льдин, наконец их становится так много, что продвигаться вперед невозможно. Остров — голый камень. На внутренних озерах с пресной водой колонии пингвинов Адели. Несколько раз нас атакуют поморники: где-то поблизости должны быть их гнезда. Пересекаем остров и по пологому спуску проходим к припаю.
За день до отхода «Оби» из Мирного прилетают Женя и Валентин. Наши работы здесь закончены. С большим сожалением мы покидаем Фулмар — самое удивительное по богатству и красоте подводного животного мира место из всех, которые я когда-либо встречал под водой.
Свертывание лагеря, переезд на станцию, демонтаж компрессора, упаковка образцов — все это сваливается на нас в последние часы пребывания в Мирном. Главный инженер экспедиции меняется в лице, когда узнает, что мы еще находимся на территории станции и только собираемся переезжать на «Обь». Но транспорта нет. Наконец узнаем, что к «Оби» отправляется поезд из двух саней и одного трактора. На судно уезжают Женя с Валентином. Саша и я пока остаемся в Мирном. Нам необходимо выполнить некоторые формальности, а кроме того мы хотим попасть на торжественный вечер, на котором должна состояться традиционная передача ключа от Мирного новой смене.
ПО ЮЖНОМУ ОКЕАНУ
«Обь» и второе судно, пришедшее в Антарктиду, «Профессор Визе», отошли от кромки припая в конце декабря. «Обь», имеющая ледовый класс, идет впереди, проводя «Визе» через поля разреженных льдов. Через несколько часов совместного плавания маршруты этих двух кораблей расходятся. «Профессор Визе», на борту которого находятся полярники, возвращающиеся домой после зимовки, уходит на север, а «Обь» берет курс на Веллингтон.
Три дня стоянки в столице Новой Зеландии пролетели очень быстро. И опять океан. За бортом бесконечная масса воды. Тихие, пасмурные дни. Размеренный стук машин, легкая качка, белая полоса пены, оставляемая за кормой, и красный флажок, шагающий ежедневно все дальше и дальше по висящей в рубке карте, говорят о нашем продвижении.