Возвращаемся в пролив и пристаем к одному из островов, где видели незнакомых пернатых. Валерий отправляется на охоту, а мы — обследовать остров и искать новые гнездовья.
От пляжа вверх поднимается крутой склон, покрытый мощным слоем плоских мелких камней. Когда мы взбираемся на вершину острова, наши ноги вязнут в этой каменной каше. У лабиринта скал, там, где начинается обрыв, гнездо крупных птиц. Появление человека их не беспокоит. Только когда мы подходим вплотную, одна из птиц прячет под себя птенца, а другая отталкивает нас крыльями. Судя по размаху крыльев (он около двух метров), это странствующие альбатросы. Во время плавания «Оби» на широте 40–60° они часами парили над нами, не делая ни одного движения крыльями и используя только восходящие потоки воздуха. Альбатрос легко обгоняет судно, поднимается высоко в небо или стремительно скользит над самой водой. Эти вечные странники спят на воде и только птенцов выводят на далеких островах высоких широт, там, где у них нет на земле врагов. С ровной площадки альбатрос взлететь не может — ему нужен разбег. Поэтому и гнездо у этих птиц устроено на самом краю обрыва. Бросившись со скал вниз, альбатрос получает необходимую начальную скорость для полета. Гнездо самец и самка строят вместе. Единственное яйцо высиживают поочередно, а когда появляется птенец, оба родителя трогательно заботятся о нем.
Утром мы в проливе Файлдс. Из-за мыса показывается отвесная черная стена. Солнце стоит низко. Его лучи, отражаясь от поверхности воды, мешают рассмотреть подводный рельеф. Только в тени скал видим, что вода прозрачная и от ее уреза вниз уходит сплошной лес водорослей. Плохо одно — сильное течение, которое будет сносить и водолаза, и шлюпку.
Выбираем бухточку, где нет водоворотов. Шлюпка упирается носом в берег. Как только якорь надежно цепляется за дно, выбираем слабину и стабилизируем положение лодки над началом подводного склона. Прыгаю в воду. Течением меня сразу же отрывает от борта и относит к берегу. Саша держит конец туго и выдает очень помалу.
Перебирая руками водоросли, спускаюсь вниз. Водоросли растут так тесно, что их протянутые по течению пластины образуют непробиваемый толстый слой. На глубине 15 м пытаюсь пробраться сквозь эти джунгли к скальному основанию и посмотреть, кто там живет, но водоросли цепко хватают за ноги, обволакивают акваланг. Кажется, я запутался. Любое резкое движение не освобождает, а только ухудшает мое положение. Некоторое время не двигаюсь. Однако поток воды разворачивает пластины и помогает мне выбраться. Не спеша вытаскиваю одну ногу, затем другую. Течение сносит даже здесь, почти на 20 м.
На глубине 27 м склон переходит в плоскую неширокую террасу, а ниже метров на шесть уже начинается сравнительно ровное дно пролива. На дне на расстоянии четыре-пять метров одна от другой растут водоросли. Их длинные пластины тянутся к поверхности воды, закручиваются течением, и весь этот лес стоит, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
Свисающие пластины водорослей, растущих на отвесной стенке горизонтально, образуют своеобразный тоннель, в который я и вплываю.
Многообразие обитающих здесь животных, их форма и цвет не поддаются никакому описанию. Представлены почти все те же прикрепленные организмы, что и в Мирном, по только в большем количестве. Самое удивительное — чистота и насыщенность цвета большинства из них. Выбрав несколько небольших губок правильной шаровидной формы, я поднялся к поверхности. Сильное течение и водоросли мешают фотографировать. Пушкин протягивает мне рамку и сетку для сбора пробы. На глубине 25 м выбираю ровную площадку и укладываю рамку. Быстрое течение уносит муть, и работать легко. Животные с площадки в четверть квадратного метра с трудом умещаются в двух сетках. Перед подъемом срезаю несколько водорослей, но Пушкин их бракует: водоросли без ризоидов интереса не представляют.
Саше нужно брать пробы на глубинах 30–35 м. Спускаться на такую глубину отсюда, где стоит шлюпка и где мелко, неудобно. Сигнальный конец путается в водорослях, страховка и подъем усложняются. Решаем встать над тем местом, где придется работать. Заходим выше по течению и забрасываем якорь. Нас сносит вниз до тех пор, пока якорь вновь не зацепляется. Потом шлюпку сразу же разворачивает по течению, канат натягивается, и мы стоим. Пушкин спускается на грунт под самой шлюпкой, о чем я могу судить только по тому, что сигнальный конец уходит в воду отвесно: пузыри воздуха уносит течением, и мне их не видно.
Солнце спряталось. Спустился туман, и пошел дождь. Видимость сократилась до предела, всего каких-то 10–15 м. Широкий открытый залив Гуардия-Насьональ в густой туман не самое лучшее место для прогулок, поэтому мы идем вдоль берега. Этот путь в несколько раз длиннее прежнего, зато полная гарантия, что мы не приплывем в Южную Америку.
Медленно тарахтим вдоль незнакомых пляжей, бухточек и мысков. Пошли какие-то низкие пологие берега, отмели. Прикидываем время хода и пройденное расстояние — мы наверняка находимся в куте бухты Гидрографов, которая отделяется от залива Гуардия-Насьональ, где стоит «Обь», только низким перешейком полуострова Ардли. Сейчас прилив, и мы должны благополучно пройти над этим перешейком.
Стою на носу шлюпки и смотрю, как быстро мелеет. Но вот дно круто понижается, мы входим в залив. Где-то здесь, недалеко, в 200 м от берега, должна быть «Обь». Поднимается ветер, и туман редеет. Постепенно отдаляемся от берега, не теряя его из виду. Наконец в тумане появляется темное пятно. Это может быть только «Обь».
Несколько дней подряд погода не улучшается. Каждое утро нас встречает одно и то же — мокрый снег и ветер. Без всякого энтузиазма мы уходим на спуски. Одно погружение похоже на другое. Пушкин берет пробы, производит учет животных, я фотографирую.
В ночь с 8 на 9 февраля — шторм. Проснувшись утром, мы почувствовали, как сильно болтает «Обь» на якоре. На палубе собрались все, кто должен ехать строить станцию. Но вельботы не спускают, и поездка отменяется. Юго-восточный ветер дует со стороны входа в залив со скоростью 30 м/сек, достигая при порывах 50 м/сек. Я иду на корму, чтобы посмотреть на шлюпку. Привязанная за канат, она отплясывает в такт колебаниям судна и волн. Когда колебания «Оби» и волн совпадают, канат оказывается коротким, нос шлюпки поднимается, и она черпает кормой воду. Подходят Женя и Валентин. Выдаем больше каната, положение улучшается, но ненадолго.
Шквалистый ветер достигает временами ураганной силы. Срывает одну из шлюпок на ботдеке. Она так и висит за бортом с проломленным боком. В такое волнение поднять ее нельзя — разобьет о борт корабля. Отдают второй якорь, но грунт не держит. «Обь» несет на камни. Наша шлюпка хотя и наполнилась водой, но не затонула: под банками вдоль бортов у нее герметичные баки.
Женю вызывают на мостик к капитану. Возвращается он сильно расстроенный. «Обь» уходит в море. Канат, связывающий шлюпку с судном, нужно обрезать. Уныло плетемся мы на корму. Канат оборвался сам, как только «Обь» заработала винтом и стала выбирать якоря. Полузатопленную шлюпку медленно несет в конец губы. Мы смотрим ей вслед и надеемся, что нашей посудине повезет — ее выбросит на длинный песчаный пляж в устье речки, а не на камни справа и слева от него. Если шлюпку разобьет и мы ее потеряем, то неизвестно, как в дальнейшем пойдет наша работа. Мы будем полностью зависеть от судовых вельботов, занятых постоянно на перевозке людей и материалов для строящейся станции.
Только через двое суток, когда ветер совершенно стихает, возвращаемся в бухту Ардли. С мостика капитан Э. И. Купри сообщает нам, что шлюпка выброшена на берег несколько левее россыпи крупных камней.
И вот мы на берегу. Шлюпку все же заклинило между двумя окатанными глыбами. В одном борту зияла внушительных размеров дыра. Тут же в радиусе 50 м разбросано все наше снаряжение: акваланги, груза, ведра, сетки. Исчезла только сумка с гаечными ключами. Мы пробуем вчетвером снять шлюпку с камней, но сил явно не хватает. Помогает А. Ф. Трешников. Он подходит узнать, как наши дела, и весьма кстати включается в работу. Впятером мы вытаскиваем шлюпку из расщелины между камнями на ровное место. Потом с помощью трактора волоком до понтона. К вечеру покалеченная шлюпка доставлена на «Обь».