Приближался день отъезда. Мы начали свозить ящики со снаряжением на склад антарктической экспедиции в порт, где в ближайшие дни дизель-электроход «Обь» должен был встать под погрузку. Перед самой отправкой наш отряд оказался разделенным на две группы. Грузов, Люлеев и я плыли на «Оби»; Гигиняк, Андронников и Шереметевский — на научно-исследовательском судне «Профессор Визе». «Визе» выходил на две недели позже, но должен был нагнать «Обь» у кромки дрейфующих льдов.
На «Оби» действует правило: экспедиция включается в судовые работы, а команда участвует в разгрузке, транспортных операциях на припае, строительстве береговых станций. Капитан, высшее должностное лицо, представитель власти на «Оби», доступен каждому. Дверь его каюты всегда открыта. Свободны для посещения все помещения корабля: от нижнего трюма до кончика мачт, — и поэтому мы не чувствуем себя пассажирами.
Прошло немногим более месяца со дня отплытия, и мы снова в Антарктике. Опять Молодежная. Суета. Те, кто уезжает, в приподнятом настроении — много говорят и мало делают. Новая смена больше молчит и дотошно принимает научное оборудование — готовится к зимовке. Наш. отряд, один из немногих, не участвующих в общих работах, сразу же начинает выполнять свою программу.
Припай еще цел, хотя озера талой воды и образовались на его поверхности. На легком вездеходе мы подъезжаем к острову Майолл. Здесь предстоит продолжить исследования, прерванные осенью 1968 г. По периметру острова — ледяной барьер и широкая приливная трещина. Мы проходим вдоль барьера к тем местам, где трещина, расширяясь, переходит в узкие разводья. Через воду видно, как низ барьера уступами заходит под припай, оставляя узкие щели, явно недостаточные для спуска водолаза. Сверлим лунку для тола рядом с приливной трещиной, чтобы попасть на глубины пять — десять метров. Бур идет плохо. Прослойки рыхлого и стекловидного льда сильно тормозят продвижение — место выбрано неудачно. Отступаем на несколько метров в сторону — и снова за бур. Наконец колонка льда всплывает — толщина припая оказалась около двух метров. Меряем глубину — под нами 30 м. Многовато для первых спусков, но так здесь повсюду. Поскольку берег крутой, мелководье где-то рядом с лупкой, и до него можно будет проплыть под водой.
Грузов перед отъездом окончил курсы взрывников и теперь готовился продемонстрировать полученные знания. Мы отошли на почтительное расстояние, а Женя привязал к нескольким пачкам тола взрыватели, подсоединил провода и опустил все в воду. Раздался оглушительный грохот. Дым и глыбы льда взметнулись вверх. Черная копоть запорошила припай вокруг майны. Взрыв оказался удачным, и мы поздравили Женю с первым успехом. Взрывать лед трудно. Даже опытному взрывнику не всегда удается сделать аккуратное отверстие, поскольку лед вблизи берега торосится и имеет слоистую структуру переменной толщины.
Право спуститься первым принадлежит Шереметевскому. Из трех водолазов отряда он в Антарктике впервые. Саша несколько суетливо надевает снаряжение, явно волнуется. Мне хорошо понятны его чувства: все кругом необычно, вместо воды лед, спуск в майну — под припай, и еще неизвестно, как все пойдет, а вдруг окажется, что он подвержен боязни закрытого пространства и подо льдом неожиданно начнется приступ панического страха. Человек может погружаться в море всю жизнь и не знать, что у него клаустрофобия (так в медицине называется боязнь закрытого, пространства). Такие случаи крайне редки, но если окажется, что человек подвержен клаустрофобии, подо льдом лучше не работать. Можно, конечно, заставлять себя спускаться, контролируя состояние, но рано или поздно, особенно в сложной ситуации, когда контроль будет затруднен, боязнь может проявиться.
Шереметевский — опытный водолаз, но тем не менее я напоминаю Саше заповеди, усвоенные мною еще в период работы на Баренцевом море: «Самое главное — это не утонуть… А чтобы не утонуть, лучше было бы не погружаться. Но коли все-таки вздумал спуститься под воду, то не следует забывать дышать. Тонут люди в основном оттого, что забывают это делать. Ни в коем случае не вынимать загубник до выхода из воды. Обмен впечатлениями на берегу. Груз и ласты призваны не преумножать страдания под водой, а уменьшать их, поэтому не забыть их надеть. Спустившись на грунт, необходимо сразу же найти страховочный конец, просигналить наверх, что все в порядке, и пе терять его до конца погружения. Еще нужно удалить липший воздух из-под костюма и как следует обжаться, в противном случае все попытки погрузиться под воду будут напрасны. Нужно тщательно следить за ушами, ибо они обладают удивительным свойством преподносить сюрприз, особенно если водолаз погружается как кирпич, брошенный в воду. Скорость спуска зависит от умения быстро уравновесить давление на барабанную перепонку».
Саша сразу же выбрал около 30 м конца и теперь замер на месте. Пузыри воздуха рассыпаются по поверхности воды мелким бисером — водолаз находится прямо под лупкой. Судя по страховочному концу, погружение проходит нормально. Через полчаса подъем. Валентин принимает сетки со сборами и раскладывает пробу на снегу. Перед нами изумительная картина: ярко-оранжевые шарообразные моллюски, конусовидные губки, нежные и хрупкие ветвистые кораллы, ослепительно-красные звезды. Увиденное явно повлияло на водолаза: на наши вопросы Саша отвечает столь восторженно, что у нас единственное желание — оказаться быстрее в воде.
Я приготовился к спуску. Стараюсь не смотреть на снег: он очень слепит. Ныряю ногами вниз, и меня сразу же поднимает под лед. Уперевшись в лед руками, постепенно обжимаюсь, но несколько больше, чем следовало бы, и меня начинает утягивать вниз. С трудом успеваю продувать уши. Наконец первый уступ. Коснувшись ногами дна, я останавливаюсь.
Пологий скалистый склон от берега прямо под лункой переходит в крутую стенку. От основания стены начинается новый склон, очертания которого растворяются в сиреневой глубине.
Вода неправдоподобно прозрачна. Я как-то отвык от такой хорошей видимости и в первый момент задержался на уступе: закружилась голова. Взгляд беспрепятственно скользит на десятки метров, предметы видны абсолютно четко.
В толще воды, мягко пульсируя, зависли небольшие медузы. Под берегом темно, только через приливную трещину кое-где пробивается приглушенный свет. Глубже 10 м дно сплошь покрывает щетина в виде коротких прутиков — колонии сидячих полихет в известковых трубках. На скалистом дне губки самой разнообразной формы: шаровые и в виде кувшинов, веерообразные и как грозди стручков фасоли. Иглокожих мало. Я останавливаюсь у начала откоса, на глубиномере 30 м. Вверх уходит отвесная стена, поросшая чахлыми и явно угнетенными альционариями. И никаких водорослей. А осенью весь склон был покрыт столь плотным слоем, что грунт и многих животных не было видно. Чтобы обнаружить обитателей, тогда приходилось водоросли раздвигать. Видимо, они растут очень интенсивно в течение полутора-двух теплых летних месяцев. Как только становится лед и наступает южная полярная ночь, водоросли отмирают.
Ниже меня, там, где глубины достигали 40–50 м, красовались огромные губки, характерные для аналогичной зоны моря Дейвиса. Я мало двигался и вскоре почувствовал холод. Спланировав чуть ниже к двум желтым шарам, я увидел крупных моллюсков. С трудом оторвав их от скалы, я положил их в сетку и вернулся к лунке. На поверхности, на льду, уже стоял каркас палатки, и ребята натягивали верх, укрепляли растяжки. Вскоре убежище на случай непогоды было готово. В центре палатки Валентин установил газовую плиту, под куполом были натянуты веревки для гидрокостюмов и снаряжения. Ящики с банками для коллекций заняли место по периметру палатки, заменив нам на время разборки стулья и стол.
В ожидании вездехода мы устроились на теплых нагретых солнцем террасах острова. После погружений у нас было о чем поговорить. Сомнения, что не удастся с первых же дней работать на глубинах 30–40 м, отпали. Мы знали, что время пребывания под водой должно постепенно возрастать по мере улучшения нашей формы, утраченной в период между экспедициями.
Единственное, что беспокоило нас, — это трудности с продувкой ушей. Когда человек погружается в воду, на возрастание внешнего давления первой в его организме реагирует барабанная перепонка. Она вдавливается внутрь. Давление можно легко уравновесить через евстахиеву трубу, отверстие которой в большинстве случаев не препятствует движению воздуха. Нужно, как говорится, продуть уши: сделать несколько глотательных движений, как пассажиры самолета при взлете и посадке, или же, зажав через маску ноздри, выдохнуть через нос. Если этого не сделать, то достаточно перепада внешнего и внутреннего давления на 0,2–0,3 атм, чтобы барабанная перепонка лопнула. Следует учитывать также, что при длительных работах на море барабанная перепонка «просаливается» и теряет эластичность. В этом случае рекомендуется перед погружением закапывать в уши персиковое или прокипяченное подсолнечное масло.