ШЕСТЕРО НА ОСТРОВЕ
Еще во время перехода на «Оби» к Мирному Грузов связался со станцией и попросил ее начальника В. И. Гербовича разведать место для нашей базы. Как мы убедились впоследствии, Владислав Иосифович произвел детальное обследование островов и выбрал действительно прекрасное место. Остров располагался в центре архипелага. От стоковых ветров его прикрывал массив Фулмара, от волнения с моря — громада острова Хасуэлл. Вблизи него находились мелкие острова и мели, поэтому под водой можно было ожидать разнообразия флоры и фауны. Диаметр острова составлял немногим более 60 м. Берег, полого поднимаясь с трех сторон, только в сторону Фулмара обрывался отвесным мысом, с вершины которого открывалась величественная панорама. Сухой и прозрачный воздух не скрадывал расстояний. Находящийся в 25 км от Мирного остров Адамса был виден столь же отчетливо, как и остров Строителей, расположенный в двух километрах. От припая вверх громоздился сверкающий массив шельфового ледника. Синие трещины на его поверхности постепенно расплывались, теряя очертания и сливаясь вдали с цветом неба. Под безоблачным темно-синим небом обширные снежницы блестели, словно озера расплавленного олова, а припай сверкал ослепительным серебром. Тепло струилось со всех сторон. Слой нагретого воздуха держался над самым льдом. Его дрожание создавало впечатление, что темные острова и стеклянные айсберги невесомы и как бы парят в воздухе. И только в стороне моря, у самого горизонта, блеск и сверкание исчезают. Там, где чистая вода отражалась в небе, его цвет из синего переходил в серый и почти черный.
Когда мы обходили остров, то на его террасах встретили множество пингвинов Адели. На каждом шагу, прямо у нас под ногами, не обращая на нас никакого внимания, они достраивали гнезда, высиживали птенцов, дрались либо ласкались. У нас было ощущение, будто мы находились в зоологическом саду — такое обилие здесь животных. На соседнем Фулмаре были гнездовья снежного буревестника и капского голубя. В небе парили сотни птиц. Поморники без конца пикировали прямо над головой, в самый последний момент круто взмывая вверх. По льду неторопливо шествовали группки императорских пингвинов, вдоль всей приливной трещины лежали тюлени.
К вечеру буйство жизни утихало. Птицы замирали в гнездах, тюлени засыпали. Опаловый диск солнца спускался чуть ниже и становился бледно-оранжевым. Неузнаваемо менялись купол шельфового ледника, рваная кайма берегового барьера и кварталы айсбергов. Небо приобретало красновато-золотистый оттенок. В лучах полночного солнца красно-коричневые острова вспыхивали, словно раскаленные угли, а в изломах айсбергов зажигались тысячи огней, окрашивая окружающее в ярко-малиновый цвет.
Январь — середина антарктического лета. Острова отогревались в свете долгого полярного дня. Солнце съедало снег и лед с поверхности скал, и наш островок постепенно вылезал из-под снежных наносов. Вскоре на мысу очистилась ровная площадка, достаточная для размещения базы. Уже несколько дней шла разгрузка кораблей. Ящики со снаряжением прибывали на остров. Нам предстояло собрать дома, установить дизель-электростанцию, организовать место для склада оборудования и продуктов, выделить помещения для компрессоров и барокамеры. В условиях долгой антарктической зимы, когда неделями дует сильнейший ветер и царствует полярная ночь, когда снег засыпает строение и невозможно выйти из дому, хорошая компактная планировка базы — жизненная необходимость.
В одном блоке мы объединяем помещение для жилья и исследований, кухню и склад с запасом продовольствия. Это удается сделать, установив дома буквой «П» и превратив внутреннее пространство между ними в холл размером 5 × 5 м. Два дизеля, смонтированные на санях в отдельном блоке, помещаем с подветренной стороны дома, так, чтобы звук работающих машин не очень досаждал. Вопрос с помещением для компрессорной, барокамеры и прочего оборудования разрешился так: громадный ящик, в котором на «Оби» перевозили крылья к самолету ИЛ-14, волоком был доставлен на остров, и мы его реконструировали: навесили двери, приладили полки и обшили снаружи фанерой, чтобы в первую же метель его не забило снегом.
Вскоре готов был относительно прочный остов базы. Еще стояли тихие дни, и мы буквально лезли из кожи вон, чтобы сделать как можно больше. На корточках, сидя, стоя, лежа мы строгали, пилили, шпаклевали, сваривали и так по 18 часов в сутки. Как же мы были удручены, когда при сильном ветре обнаружилось, что все строение ходит ходуном. Дома стояли на фундаменте из крупных камней, ветер задувал под днище, грозя поднять все сооружение на воздух. При резких порывах внешняя стена холла прогибалась, в щели задувал ветер, щиты кровли со вздохом приподнимались и опускались, стремясь сорваться и улететь. Было решено укрепить всю конструкцию путем устройства пристройки вдоль наружной стены, стянуть весь жилой блок по периметру тросом и растяжками прикрепить к скале.
Несмотря на крайнюю занятость на строительстве базы, как только был смонтировал компрессор, мы приступили к погружениям. Вода постепенно становилась теплее. Бурно развивался планктон. Видимость при спусках снизилась до нуля. Припай разрушался не только сверху, но и снизу. Самый нижний слой его, окрашенный диатомовыми водорослями в темно-коричневый цвет, постепенно утончался и исчезал. Словно хлопья крупного снега диатомовые водоросли выпадали из припая в толщу воды, вызывая буйное цветение моря. Попадая в океан, они приводили в действие весь механизм пищевых цепей. Вытаивали изо льда и различные животные, поднятые внутри-водным льдом и замурованные в припае. Большинство звезд, морских пауков, голотурий сохранялись живыми. Они падали обратно вниз, в свое сообщество. В нижнем слое льда образовались каверны, лед становился рыхлым, и в его толщу проникали рачки и рыбы. Кромка чистой воды приближалась все ближе к острову. Вместе с припаем, который отрывало и уносило в море, уплывали и все животные, оставшиеся во льду. Припай, вынесенный в океан, попадал в зону могучего течения западных ветров и дрейфовал вдоль Антарктики.
Я впервые спускался в море во время цветения воды. Желтый туман застилал все вокруг. Где верх, где низ, определить было невозможно. Я ощущал рост давления и только поэтому понимал, что погружаюсь. На вытянутой руке глубиномер не был виден. Я приблизил его к маске — глубина медленно нарастала: 10, 15, 20 м. Становилось светлее. На 35 м я коснулся ногами дна. Внизу видимость улучшилась метров до пяти. Самое интересное, что слой относительно прозрачной воды держался у самого дна и доходил до уровня моих плеч. Можно было даже фотографировать, и я пожалел, что не взял камеру. Меня поразил вид животных, лежащих на дне. Никогда раньше я не ветре-чал ничего подобного. Передо мной расстилался лес карликовых жилистых рук с растопыренными в сторону пальцами. Высота «зарослей» не превышала метра. Раздвинув ветвистые щупальца, я увидел голотурий. Обычно этих животных трудно не заметить на дне: их тесные силуэты видны с расстояния 20–30 м и напоминают разбросанные в беспорядке длинные толстые огурцы. Теперь же, словно по команде, они встали на дне вертикально. Растопырив руки-щупальца в толще воды, голотурии вылавливали плывущий планктон. Время от времени они складывали одно из щупалец и засовывали его в рот. И так по очереди с каждого щупальца съедалось все, что удается схватить.