Обжим опасен еще и тем, что нарушается ритм дыхания. Водолаз начинает дышать часто и неглубоко, и легкие не успевают освободиться от углекислого газа, поскольку при таком дыхании в газообмене участвует в основном отработанный воздух, находящийся в трубках акваланга. Углекислый газ не удаляется, а накапливается в организме. Первым косвенным признаком увеличения концентрации углекислого газа во вдыхаемом воздухе может служить затуманивание стекла маски (правда, в воде с низкой температурой причиной этого может явиться и конденсат). При сильном возрастании концентрации углекислого газа у водолаза наблюдаются различные неприятные ощущения — полное изнеможение, головная боль, ухудшаются зрение и сердечная деятельность.
Завтра мы вылетаем. Наш груз не должен превышать 600 кг, поэтому тщательно и придирчиво отбираем самое необходимое. Утром над льдами разносится треск — запустили мотор самолета. Первым вылетает руководство экспедиции, мы летим одним из ближайших рейсов. На льду у взлетной полосы постепенно вырастает внушительная гора ящиков, бидонов, мешков и разных металлических предметов — все это наше снаряжение.
До материка нам предстоит лететь целый час. Внизу плотные поля битого пакового льда. Унылую и однообразную равнину оживляют только блестящие на солнце, как зеркала, грани торосящихся льдин. Кое-где на белом фоне видны темные рваные разводья. Постепенно их становится больше. Показывается широкая полоса чистой ярко-синей воды и затем — бастионы столовых айсбергов. Вскоре на воде появляются белые зубья гигантской пилы — кромка берегового припая. Припай упирается в величественный купол, ослепительно сияющий в лучах низкого солнца. «Держите ящики, садимся!» — доносится из кабины. Несколько довольно мягких толчков — и все стихает. Мы на материке.
Вездеход уже ждет нас. Останавливаемся в центре Молодежной. Один из зимовщиков сопровождает нас до дома, где мы и устраиваемся на ночлег.
НА ПОДВОДНОЙ РАВНИНЕ
Утром выходим из дома и осматриваемся. Море — то, ради чего все мы здесь, — далеко внизу, под сопкой. И хотя в домах очень хорошо, перспектива устроиться с комфортом в одном из них все-таки не прельщает. После погружения нужно будет поднимать от моря на сопку около десятка ведер со сборами, где-то их разбирать, препарировать и хранить. «Нам бы что-нибудь попроще и поближе к воде, — говорит Женя Грузов подошедшему И. М. Титовскому, начальнику станции, — может быть, поставить палатку у воды?» Из нескольких предложенных вариантов мы выбираем один — дощатый балок внизу под сопкой. Он стоит на пологом берегу в нескольких метрах от кромки припая.
Отогнув гвозди, которые придерживают дверь, мы попадаем внутрь. Во время прошедшей зимовки балок служил лабораторией гидрологов и гляциологов. На полу и стеллажах лежат цилиндрические образцы льда вперемешку с ледяной крошкой и снегом. Снег намело через щели двери, и он так уплотнился, что теперь вся масса льда и снега представляет единое целое. Лопатой ничего не сделаешь, и мы пускаем в ход топор и пешню. Через несколько часов помещение принимает вполне цивилизованный вид.
Балок стоит на деревянных подкладках, так что между полом и скальным основанием полуметровая щель. Оттуда Валентин извлекает различные приспособления для бурения льда. Это приятная находка: с помощью бура мы сможем быстро сделать лунки, взорвать лед и, не теряя времени, приступить к погружениям.
Захватив необходимое, спускаемся на припай. В десяти метрах от берега над прорубью стоит фанерная будка. Это лаборатория гидрологов, а внизу — в море — все, как в большом аквариуме. На дне (до него десять метров) видны ежи, небольшие звезды. Кое-где растут водоросли. Иногда проплывают небольшие рыбки, в толще воды зависли организмы планктона. Спуститься через эту прорубь не удастся, так как в воду уходят приборы для замеров колебания уровня моря, скорости течения и температуры воды. Однако здесь вполне можно переодеться и укрыться от ветра.
От будки Женя намечает направление гидробиологического разреза — линии, по которой будут проходить подводные исследования по прямой в сторону айсберга, стоящего на мели. Сменяя друг друга, сверлим лунки. Лед толстый, около двух метров. Когда бур достигает воды, всплывает колонка льда. Остается ее вытащить, заложить тол, и майна для спуска готова.
Решаем спускаться по два раза в день, с утра, чтобы всю вторую половину дня посвятить разборке образцов.
За ночь поверхность воды в майне покрылась молодым льдом. Пока мы влезаем в свои доспехи, Валентин разбивает лед и расчищает лунку. Эту простую на первый взгляд работу нужно выполнять очень тщательно. Взрывом под нижнюю поверхность припая загнало много кусков льда. Их нужно извлечь, иначе при спуске водолаза такой кусок может всплыть и закрыть отверстие. Кроме того, сигнальный конец перегибается на глыбах льда, и трудно разобрать сигналы водолаза.
У места спуска мы ставим большой ящик, в который складываем снаряжение, медицинские инструменты и препараты, о необходимости которых на спусках М. Пропп как-то заметил: «Многие из них могут никогда не понадобиться, но если они будут нужны и их не окажется, то они уже никогда не будут вам нужны». От места спуска в балок мы уносим для просушки только водолазное белье и гидрокостюмы. Все остальное снаряжение перемещается от лунки к лунке по мере продвижения по гидробиологическому разрезу.
Пушкин готовится к спуску. Светит яркое солнце, и тепло до тех пор, пока легкие порывы ветра с материка не обдают нас ледяным холодом, напоминая, где мы находимся. Обвязываю Сашу страховочным концом. Катушку прикрепляю к ящику, чтобы случайно не уронить в воду, когда будет сматываться конец.
Первый спуск на новом месте носит чисто ознакомительный характер. Водолаз не выполняет никакой работы, он просто плавает, наблюдает, иногда собирает привлекшие его внимание организмы. Это, как правило, наиболее интересные погружения. Вначале Пушкина не видно, так как он где-то в стороне, под самым льдом. Но вот несильный рывок — конец начинает плавно разматываться, уходя под углом вниз. Под лункой всего около 12 м. Вижу, как Саша мягко касается ногами дна, затем полтора-два метра плывет в сторону берега. Вскоре он исчезает из поля зрения. Конец перегибается — водолаз меняет направление, плывет в сторону моря. Судя по отметкам на сигнальном конце, Пушкин удаляется на 40 м, плывя все время над дном. Затем поднимается под припай и сильно дергает три раза. Быстро выбираю конец. Вода в лунке буквально взрывается от пузырей выдыхаемого воздуха быстрое всплытие. Появляются голова и рука с сеткой. В сетке масса каких-то мелких рачков. «Туча! Их там целая туча! — оживленно говорит Саша.^ Я один раз взмахнул сеткой — и вот почти полная».
При ближайшем рассмотрении это оказались представители планктонных ракообразных — эвфаузииды, или, как их называют китобои, криль. Ими-то в основном и питаются в антарктических широтах рыбы, птицы, кальмары, тюлени и киты. Киты поглощают сотни миллионов этих рачков. К весне эвфаузииды собираются в огромных количествах, занимая десятки и сотни квадратных километров на поверхности океана. Китам достаточно только открыть рот и процедить воду: один профильтрованный кубический метр воды дает им несколько тысяч эвфаузиид. Помимо большого количества калорий эта пища поставляет китам также азотистые вещества и минеральные соли.