Учет и сбор животных, взятие со дна количественных и качественных проб дадут ответ на вопрос, сколько и каких животных находится на том или ином участке морского дна. Сбор животных и их учет на всех горизонтах, доступных водолазу, позволяют в дальнейшем составить схему их расселения по глубинам, выполнить гидробиологический разрез. Для итого под водой на заданной глубине водолаз укладывает рамку размером 1,0 × 1,0. Все, что попадает в нее, необходимо полностью и тщательно собрать либо соскоблить скребком в сетку. Отделенные от грунта, многие животные всплывают и, используя все преимущества своего планктонного состояния, никак не желают попадать в сетку. Особенным упорством отличается мелочь: она рассыпается в разные стороны и уносится вверх, подхваченная пузырями воздуха. Труднее всего собирать обитателей вертикальных стенок. Водолаз, отделяя их от скалы, находится во взвешенном состоянии. Единственная точка опоры — скребок, другая рука занята сеткой. Движение скребка вверх — и ты опускаешься вниз, а отделенное от стены животное всплывает к поверхности.
На гидробиологическом разрезе станция у айсберга наиболее интересна. Стоит айсберг на мели, на глубине 35 м, и вокруг него проходит извилистая приливная трещина. Через эту трещину солнечные лучи освещают нижнюю часть айсберга, изрезанную нишами и пещерами по всей 35-метровой высоте. В стенках айсберга — многочисленные каналы и каверны. Обычно они заполнены рыжими и белыми рачками. Все тело рачка спрятано во льду, а из отверстия наружу торчат только ножки.
В тех местах, где тонкие стенки каналов пропускают и, как линзы, фокусируют свет, растут диатомовые водоросли. Тут же встречаются небольшие рыбки, которые прикрепляются к стенке айсберга грудными плавниками, используя их гладкую поверхность как присоску; как бы примерзнув к нему, они подолгу не меняют своего положения. Дно — скала, нет ни малейших следов наносов. Кругом на камнях белый и красный литотамний, колонии актиний, морских ежей, губок и звезд.
Со всех сторон льется удивительный мягкий свет. Дополнительная подсветка воды от граней айсберга создает голубовато-серебристое сияние, идущее снизу вверх. В основании террас встречаются гроздья актиний, напоминающих яркие хризантемы. Расщелины подводного склона покрыты сплошной коркой мягких губок, оранжевых и красных. На их фоне выделяются крупные многолучевые звезды. Шум работающего акваланга и журчание пузырей выдыхаемого воздуха заглушают все звуки.
Задерживаю дыхание. Последние пузыри поднимаются вверх. Безмолвный мир наполняется легким скрипом и хрустальным постукиванием. Чувствую рывок веревки — это с поверхности мне напоминают о том, что необходимо дышать, и запрашивают о самочувствии. Легкое подергивание сигнального конца приподнимает меня со дна. В ответ я выпускаю целый сноп пузырей и, мягко оттолкнувшись от камня, плыву вниз вдоль склона. Фотографируя колонию морских звезд, я наткнулся на целое поле сложных асцидий — белых трубчатых организмов длиной до одного метра. Прикрепленные одпим концом к скальному основанию, они вытянулись на всю длину своего тела по направлению отливного течения. Медленно покачиваясь и извиваясь, они как бы исполняли подводный танец. Рядом на камнях неподвижно застыли рыбы. Они находились в каком-то трансе, их можно было взять в руки и снова положить на место, и только редкие движения плавников указывали на то, что они живые.
Начинаю мерзнуть. В начале спуска одно из герметизирующих колец на перчатке соскочило. Вода постепенно залила весь рукав, а затем и добрую половину костюма. Двигался я мало, больше смотрел, и холод стал ощущаться все сильнее. Зубы начали лязгать так, что можно было выпустить загубник. Мелкая противная дрожь не давала ничего рассмотреть. Пора было выходить на поверхность.
В пасмурный день мы работаем под свист и завывание ветра на самой последней лунке. Низко над льдом ветер несет массу снега, наметает снег в расчищенное оконце в припае и смешивает его с водой. И без того небольшое оконце быстро забивается «салом» и покрывается ледяной коркой.
Грузов уходит под воду на глубину 48 м. Спускается очень быстро и сразу же подает сигнал: «Все хорошо, я на дне». Засекаю время. Проходят всего две-три минуты, и снизу три резких рывка, сменяющихся затем частым подергиванием, — сигнал аварии и срочного всплытия. Быстро с такой глубины подниматься нельзя, иначе возможна баротравма легких. Грузов опытный водолаз, и, что бы там ни случилось, он должен об этом помнить. Наконец-то из ледяной каши показывается голова, затем руки, в которых зажаты шланги от акваланга. Оказалось, что корпус мундштучной коробки развалился по пайке, и, будь на месте Жени менее квалифицированный подводник, нам пришлось бы прибегнуть к медицинской помощи.
Все началась с того, что у Грузова при каждом вдохе вместе с воздухом в загубник стала поступать вода, вначале понемногу, а затем все больше. Не ожидая, какой еще сюрприз ему преподнесет спуск, Женя подал сигнал выхода и стал подниматься. Где-то на глубине 30 м, поправляя шлем, он задел рукой мундштучную коробку, и та отвалилась. То, что причина аварии была установлена тут же, под водой, нисколько не облегчило подъем наверх. Быстрый подъем со значительной глубины, даже если он делается не в порядке аварийного всплытия, а в целях тренировки и водолаз морально подготовлен к этому, связан с большим риском. Главное — нужно очень точно производить дозированный выдох в зависимости от изменения давления, придерживаясь при этом определенной скорости подъема — не быстрее пузырей выдыхаемого воздуха. Вначале это не представляет труда, поскольку желание сделать вдох можно успешно побороть — воздух, находящийся в легких под давлением, позволяет продлить задержку дыхания. С уменьшением глубины воздух в легких расширяется, а чтобы задержка дыхания не привела к разрыву легочной ткани, его следует медленно выдыхать. Если же на глубине сделать полный выдох, не всегда хватает выдержки подняться на поверхность не вдохнув.
С начала экспедиции у нас не было никаких неприятностей с аппаратурой. Мы стали пренебрегать осмотром снаряжения перед каждым погружением и теперь получили первое напоминание о том, что при спусках под воду снаряжение должно быть абсолютно исправным, иначе возможны различные ЧП. Так называемая рабочая проверка снаряжения перед спуском — это не прихоть составителей водолазных правил и инструкций, а результат обобщения многолетнего опыта подводных работ. Во время внешнего осмотра снаряжения водолаз убеждается в надежности крепления баллонов аппарата в кассете, герметичности соединений, в целости шлангов вдоха и выдоха, в том, что сжатого воздуха достаточно.
Мелкие неприятности начинают нас преследовать почти при каждом спуске: то рвутся костюмы, то один из нас оставляет на дне рамку для подсчета животных и не находит ее при следующем погружении, то теряется скребок. Наконец, случается самое худшее для меня — ломается единственный бокс для подводной съемки.
При очередном погружении я встречаю удивительно красивую рыбу светло-коричневого цвета с фиолетовыми полосами по бокам. Она медленно плывет, принимая весьма эффектные позы. Следуя за пей, я спускаюсь от основания айсберга еще ниже, до глубины 40 м. При фотографировании я настолько привык к взаимосвязи между вспышкой и стуком затвора, что сразу же останавливаюсь, когда лампы не срабатывают. Нажимаю несколько раз на спуск: аппарат исправен, но лампы мертвы. Наружный осмотр ничего не дает. Размышлять на такой глубине трудно, и я выхожу на поверхность.
Пушкин снимает с бокса крышку и выливает на лед немного воды. Возможно, бокс был плохо закрыт перед спуском, и в результате протек. Тут же, не отходя от лунки, я проверяю его на герметичность — накачиваю сжатым воздухом и опускаю в воду. Многочисленные пузыри появляются в мосте стыка днища и стенок — шов лопнул по сварке. Вечером разобранная камера красуется на стеллаже в балке, а я обдумываю создавшуюся ситуацию, поскольку подводное фотографирование для меня основная работа в экспедиции.