„Все надо проверить, – размышлял он, – все до капельки… Свист! А шипенья нет… где же оно?“
Кобылкин поспешно ушел и на извозчике добрался до своего управления. Там у него был отдельный кабинет, и, войдя в него, Мефодий Кириллович сейчас же приказал позвать подначального ему агента, носившего странную фамилию Пискарь.
– Что за змея, откуда? – спросил его Кобылкин.
Пискарь, по происхождению хохол, ответил не сразу; предварительно помолчав, он сказал:
– А что за змея, Мефодий Кириллович? Змея, какая змея?… Кто видел-то ее?…
– Как кто? Читал?
– Читать-то читал, а что же из того?
Пискарь улыбнулся, и в глазах его отразилась хитрость.
– Змея-то, может, была, а может, ее и не было.
– Как так не было? Есть сообщение?
– Никак нет, не поступило еще… Только на место у меня отправился Савчук.
Савчук был второй подчиненный Кобылкину агент, закадычный приятель Пискаря. Оба эти человека называли себя руками „ока правосудия“ – таково было прозвище Кобылкина. Мефодий Кириллович уже много лет работал вместе с ними и всегда был доволен своими помощниками, но теперь он волновался и выходил из себя.
– Савчук, Савчук, – таким же тоном, как и Пискарь, заговорил он, – везде Савчук… Тут такое дело, а они пальцем о палец не хотят ударить… Эх вы, лежебоки!
Пискарь совершенно хладнокровно слушал ворчанье своего начальника.
– Змея, Мефодий Кириллович, там была или не была, бог с ней! Она выползла, – заговорил он, – ну и пусть себе там Пантелей Ракита с ней возится, шустрый он, и дело ему на руку! А тут вот из Гельсингфорса прибыла бумага, да официальная, справочки у нас просят.
– О ком это?
– Говорят, есть у нас в Петербурге один добрый молодец, Кудринский, Алексей Николаевич.
Кобылкин так и подскочил.
– Кудринский? – закричал он. – Зачем он понадобился?
– Кто там этих чухон знает? Запрашивают нас, да и все тут.
– Неси, Пискарь, неси скорее дело! – заволновался Мефодий Кириллович. – Что же ты молчал?
Однако гельсингфорский запрос был совершенно темен, и ничего из него нельзя было понять. Гельсингфорская полиция только расспрашивала петербургскую о Кудринском, даже не объясняя причин этого запроса. Мефодий Кириллович внимательно несколько раз перечитал все присланные бумаги и ровно ничего не нашел в них.
– Пискарь, а Пискарь? – просительным тоном заговорил он, оставляя бумаги.
– Что прикажете, Мефодий Кириллович? – невозмутимо спросил хохол.
– Как бы это нам разузнать? А?
– О чем разузнать, Мефодий Кириллович?
– Да вот зачем понадобился Гельсингфорсу этот наш питерский Кудринский?
– Так за чем же дело-то стало? Запросить их там, пусть бы ответили.
– Держи карман! Так они и станут отвечать!… Нет, это не годится.
– Потребовать, да построже!
– Нет, и это не годится. Финны – народ упрямый, ничего не дождешься. А вот что, Пискарь, поезжай-ка ты сам туда, погляди, пощупай, что, как, нет ли чего?
– Отчего же не поехать? Поеду я!
– Ну, вот и прекрасно! Пойди, приготовься и с первым поездом – марш.
Оставшись один, Мефодий Кириллович большими шагами заходил по кабинету. Прежней тревожной неуверенности в нем и следов не осталось. Инстинкт подсказывал ему, что нити дела, хотя сейчас еще и невидимы, но все-таки близки к тому, чтобы попасть в его руки.
Глава 9
Марья Егоровна едва-едва дождалась, когда ей подадут экипаж. Она и сама не понимала, что такое делалось с ней. Сердце молодой девушки сжималось раз от разу все сильнее, голова горела, глаза и губы были воспалены. По телу то и дело пробегала лихорадочная дрожь. „Как бы не расхвораться, – с тревогой подумала она, – на воздух, на воздух скорее!“
Торопливо одевшись с помощью горничной, она спустилась к экипажу и дала кучеру адрес Кудринского.
– Поскорее! – произнесла молодая девушка, захлопывая за собою дверцу кареты.
Ехать пришлось довольно далеко – совсем в другую часть города. Марье Егоровне все казалось, что экипаж движется слишком медленно и что не будет конца этому пути.
Наконец экипаж, в котором ехала Воробьева, остановился у подъезда какого-то огромного дома.
– Кудринский, Алексей Николаевич, здесь живет? – спросила Марья Егоровна у подбежавшего к ней швейцара.
Тот, видя пред собою собственный экипаж, почтительно обнажил голову и отвечал:
– Так точно, здесь! Только их сейчас нет дома…
Молодая девушка не знала, что ей делать. Она колебалась, и только мысль, что если уж она приехала сюда, так зачем уезжать, не увидав Кудринского, заставила ее принять решение.