– Так точно, – отвечал Ракита, а сам думал: „Господи, сколько он наговорил, верно, что-нибудь особенное… “Хватай, да тащи” – не годится…“
Он подумал, не рассказать ли теперь же Кобылкину все, что ему известно про найденный несчастным Кондратьевым фотографический портрет, но потом решил, что расскажет все это потом, когда будет у него. Мефодий Кириллович, заметивший по выражению его лица, что он хочет заговорить, быстро спросил:
– Что у вас? Говорите скорее!
– Вечером, как буду у вас, скажу-с… Так, одно соображение и некоторая подробность… Здесь долго рассказывать-с…
– Хорошо, тогда до вечера… Не забывайте, что я сказал, а теперь пойдем скорее туда, я боюсь, что мы и так слишком долго говорили…
И, сразу весь переменившись, он побежал к группе судебных и полицейских властей, уже закончивших протокол.
– А змею нужно послать в зоологический кабинет университета, – авторитетно говорил прокурор как раз в то мгновение, когда около него очутился Кобылкин.
– Собственно говоря, зачем же это? – воскликнул тот.
– Как зачем? Нужно определить, что это за гадина… Ведь их многое множество.
– Да это я вам и без университета скажу!
– Вы? – И изумление ясно отразилось на лицах и прокурора, и следователя.
– Именно я… Если вы только желаете знать, так это песочная гадюка… Пошлите в университет, ручаюсь, то же ответят.
– Батюшки! Да откуда же это вы? – совершенно искренне удивился следователь. – Вот не подозревал-то!
– Мало ли вы чего, милый человек, не подозреваете, а нашему брату все нужно знать…
– Ого, как вы! – вмешался прокурор. – Ну, если вы такой всезнайка, скажите, что вы думаете обо всем этом змеином деле.
– Да ничего не думаю!
– Уж будто так!
– Уверяю вас… Что о нем думать-то! Ну, змея, так мало ли змей на свете, а тут гадюка, да и все…
– Да как же она сюда попала?
– Кто ее там знает? Может быть, ворона на хвосте принесла…
Прокурор пожал плечами, следователь покачал головой.
К выходкам Кобылкина, порою даже очень грубым, к его своеобразной манере говорить все уже давно привыкли и перестали обижаться. Всякому, кто знал близко Мефодия Кирилловича, было хорошо известно, что в то самое время, когда он прыгает, гаерствует, иногда грубит, иногда болтает как будто совсем без толку, мозг его стремительно работает, и бессмысленные с виду выходки и болтовня только помогают этой работе воссоздания по ничтожнейшим частицам стройного целого.
Так и теперь, во время всего этого разговора, глаза Мефодия Кирилловича ни на мгновение не останавливались на одном каком-нибудь предмете; они так и бегали, скользя то по трупу Кондратьева, то по неподвижной змее, то по окружавшей следователей и полицейских толпе. Кобылкин словно хотел взглядом проникнуть в тайники души каждого, узнать, что там спрятано, и вывести это спрятанное наружу.
– Братцы! – вдруг крикнул он. – Нет тут мастера, что с покойным вчера выпивал?
Толпа зашевелилась, но никто не вышел. Стоявшие в толпе только вопросительно оглядывали друг друга.
– Выходи, не бойся, если есть! – закричал полицейский пристав.
Отклика не было.
– Ну еще бы, конечно, нет! – как-то особенно насмешливо воскликнул Кобылкин. – Поди теперь он поминки справляет по другу-то… За упокой души его выпивает!
– Мефодий Кириллович! – схватил его за руку следователь. – Что вы хотите сказать этим?
– Да ничего, а что?
– Вы что-нибудь знаете?
– Ровнехонько ничего!
– Простите, тогда вы что-нибудь думаете?
– А уж это мне знать, что я думаю…
– Скажите… ведь ваше замечание говорит о преступлении…
– Ну, это как вы хотите… только отчего же приятелю усопшего приятеля не помянуть?
– Но ведь этого мастерового нет здесь.
– Мастерового? Какого мастерового?
– Вы сами же сказали!
– Ошибаетесь, любезнейший, я сказал: мастера.
– Так не все ли равно?
– А это опять-таки – как вам угодно… Простите, меня любопытство берет…
С этими словами Кобылкин бросил следователя и подбежал к Раките.
– Так побил покойничек вчера жену-то? – подмигивая и кривляясь, спросил он.
– Так точно, побил!
– А за что, не знаете?
– Не могу знать, дело семейное!
– Да, семейное! Бедная женщина, ишь, муж тут лежит мертвехонький, а она не пришла. А вы как же это, господин околоточный, не знаете, почему она не пришла?