Мефодию Кирилловичу доложили о Кудринском.
„Ага, – подумал он, – легок на помине! Только что думал о нем, а он уж тут!“
Кобылкин поспешил навстречу гостю.
– Батюшка, Алексей Николаевич! – воскликнул он, едва успев кинуть взгляд на Кудринского. – Да что такое с вами?
– А что? – спросил тот.
– Да у вас такой вид, будто вы двести тысяч выиграли или в любви признались и в ответ чуть слышное трепетное „люблю“ услыхали…
Действительно, Кудринский весь так и сиял.
– Ваша наблюдательность, действительно, не обманула вас… Ах, дорогой Мефодий Кириллович, сколько радости, счастья, восторга послала мне сейчас жизнь!
– Да ну, уж и счастья! – усомнился тот.
– Да, да!… И все это случилось, как в сказке… быстро… Будто волшебница какая вмешалась.
– Поздравляю тогда! Идемте ко мне. Делитесь своим счастьем. Мне, старому, о молодом-то счастье даже подумать лестно.
Они перешли в кабинет. Кудринский проявлял все признаки радостного волнения. Он даже на месте усидеть не мог, то садился, то вскакивал и начинал бегать из угла в угол.
Кобылкин зорко следил за ним.
– Ну, в чем же оно, ваше счастье-то? – наконец спросил он.
– Ах, да… Я еще ничего не сказал вам… Она моя, моя навсегда.
– Кто? Кто это она?
– Маша… Марья Егоровна!
– Воробьева? Вот как! Поздравляю! Ну, батенька вот и вы теперь миллионер!
Алексей Николаевич остановился против Кобылкина и изумленно посмотрел на него.
– Миллионер? Какой я миллионер? – проговорил он.
– Ну вот, какой! Невеста-то ведь миллионерша…
– Ах, вот вы о чем! Я и не сказал вам еще… Ошибаетесь, добрейший Мефодий Кириллович!
– Как это так, ошибаюсь?
– Так. У Марьи Егоровны миллионов столько, сколько их и у меня, то есть ни единого, и рублей у меня, пожалуй, гораздо больше и в настоящем, и в будущем, чем у нее…
Настала очередь удивляться Кобылкину.
– Батюшки мои! – воскликнул он. – Да как же это так?
– А вот видите, так! Я сказал вам, что все равно как в волшебной сказке выходит. Слушайте.
Кудринский подробно, как будто сам при всем находился, рассказал Мефодию Кирилловичу о посещении Морлея и о тех вестях, которые тот принес Марье Егоровне. Кобылкин был теперь совершенно озадачен.
– Морлей, Морлей! – раздумчиво говорил он, – какой это?
– Не знаю точно… Лондон, Риджент-стрит… Вот пойду к нему, так увижу, что это за птица.
Кобылкин встал, подошел к большому книжному шкафу, достал большую книгу и стал ее перелистывать.
– Джон Морлей, есть такой, – сказал, наконец, он и прочел: – Лондон, Риджент-стрит, банкир для Северного и Южного Китая, Японии и Кореи. Да, верно!… Гм! Вот какое дело…
– Должно быть, этот, – отозвался Кудринский.
– Морлей, Джон Морлей! – повторял Кобылкин и вдруг, обернувшись к Кудринскому, спросил:
– Стало быть, госпожа Воробьева нищая?…
– Нет! У нее есть я!… – гордо ответил Кудринский.
– Так! Но по существу-то самого дела, да? Папенькины миллионы разлетелись?
Алексей Николаевич утвердительно кивнул головою.
– И от миллионов не осталось ни одного пенсика?
– Да.
– Однако же, ловкачи эти лондонские банкиры! Молодцы! Наши так чистить не умеют. Все до последнего пенса… А вы все-таки серьезно думаете жениться на госпоже Воробьевой?
– Я люблю ее.
– Прекрасное дело. Совет да любовь!… Признаюсь, ваша весть для меня совершенно неожиданна.
Мефодий Кириллович начинал сердиться, что с ним бывало вообще очень редко.
Положение, в котором очутилась Воробьева, уничтожило разом все его предположения о том, что она, а не кто иной, являлась центром охоты таинственных хищников. Нельзя было и предположить, что столь энергичные и предусмотрительные охотники начинали опасное дело, не наведя предварительных справок, хотя бы у того же Морлея, о состоянии ее отца. Ведь не моментально же он потерял свой капитал. Стало быть, Воробьева не могла быть ни центром событий, ни той приманкой, ради которой свершались они.
Кобылкин начинал чувствовать себя побежденным…
– Так, так! – говорил он. – Это хорошо! Совет да любовь!
– Открылась и еще тайна! – перебил его Кудринский.
– Какая?
– Уже меня одного касающаяся…
Алексей Николаевич рассказал о посмертной исповеди старика Воробьева. Мефодий Кириллович слушал его невнимательно, из пятого в десятое, но сам в то же время думал:
„Это к делу совсем не относится…“
– Вот все, что открыла мне судьба сегодня! – закончил свой рассказ Кудринский.
– Так в чем же, Алексей Николаевич, ваше особенное счастье?