– К чему опять этот вопрос? Помнишь, ты сам приказал мне не спрашивать тебя?
– Да, да, но теперь мне нужно знать… Ты, если любишь меня, стало быть, и веришь мне?
– Верю!
– Так докажи мне это…
– Говори, приказывай!
– Слушай тогда… Ты должна исполнить все, что я ни попрошу тебя, исполнить без рассуждений, без расспросов…
– Хорошо, я поступлю, как ты желаешь.
– Тогда вот что. Мы сейчас встретим Амалию Зальц. Я тебя оставлю, и ты вместе с нею отправишься на Варшавский вокзал.
– Зачем?
– Чтобы немедленно уехать… Вы сядете в первый отходящий поезд и отправитесь за границу.
Марья Егоровна с удивлением смотрела на жениха.
– Послушай, милый, но ведь это – бегство! – наконец сказала она.
– Да, если хочешь, бегство!
– Зачем оно?
– Чтобы спасти наше счастье!
Марья Егоровна на мгновение задумалась.
– Что же, ты согласна? – торопливо спросил Кудринский.
– Если бы ты, Алеша, хоть коротко разъяснил мне, что все это значит?
Алексей Николаевич сделал жест, выражавший и досаду, и нетерпение.
– Ничего, совсем ничего не могу я тебе пока сказать… Ты же обещала верить мне… Помни одно только, что все, что ты сделаешь, ты сделаешь для спасения нашего счастья.
– Кто же грозит ему?
– Люди, злые люди, готовые на все.
– Уже, не Кобылкин ли? – спросила она.
– Ах, может быть, и он! Так ты едешь?
– Хорошо, но заграничный паспорт?
– Зальцы все давно приготовили… Да, вот Амалия… видишь? Так ты с нею… за границей мы встретимся и… будем счастливы!
Кучер будто заранее предупрежден был, что ему делать. Едва только показалась Амалия Карловна, он остановил лошадь.
– Прощай, помни, что я сказал! – крикнул Кудринский и соскочил с экипажа так быстро, что Марья Егоровна даже не успела протянуть ему руку.
В то же самое мгновение около нее очутилась Амалия Карловна, и экипаж опять понесся по улицам. Зальц также была бледна и растревожена.
– Вот, милочка-душечка, – попробовала она взять свой прежний тон, хотя это и не удалось ей, – нам совсем неожиданно приходится совершить небольшую поездочку по Европе.
– Амалия Карловна, – взмолилась молодая девушка, – хоть вы скажите мне, что случилось.
– Это вы про нашу неожиданную поездку? Видите, много злых людей на свете.
– Это уже говорил мне Алексей… Но пусть они будут, эти злые люди, какое же нам дело до их злости?
– Большое дело, прелесть моя дорогая, огромное дело!… Видите ли, злые люди, желающие, во что бы то ни стало оправдать самих себя и свои ни на чем не основанные умствования, нашли нужным доказывать, что ваш батюшка вовсе не умер скоропостижно, а погиб жертвой чьего-то злодейства. Уж кто-кто, а вы-то знаете, что этого не было. Ведь вы убеждены в этом?
– Да, – твердо сказала Марья Егоровна.
– Теперь представьте себе, что они считают одним из виновников смерти вашего батюшки нашего доброго, нашего милого Алексиса!
– Как?! Не может этого быть!
Голос Марьи Егоровны выражал и испуг, и негодование.
– Конечно, ничего такого не может быть, а между тем, думать то или другое никому запретить нельзя. Теперь поймите, при бесконечной любви к вам нашего Алексиса, каково бы ему было знать, что всю эту грязь, какая может вылиться на него, узнаете вы… Нет, это было бы выше его сил! Тогда он, чтобы спасти свое и ваше счастье, решил увезти вас, а сам он явится, когда последует полное оправдание его, в чем, конечно, не может быть сомнения.
– Но зачем же мне бежать? Мое место в эти ужасные минуты испытания около него.
– Поймите же, милочка, Алексис не хочет, чтобы к вашему общему чистому чувству примешивалась хотя чуточка этой грязи. Это было бы тяжелейшим оскорблением вашей любви… Вот почему мы так внезапно уезжаем… Теперь видите, это необходимо.
Зальц заметно путалась в словах.
Марья Егоровна слушала, и смутные сомнения зарождались в ее душе.
Бег лошадей стал заметно тише. Животные, видимо, уже утомились, им необходимо было отдохнуть. Кучер повернул в узкий и грязный проулок и остановился у небольшого деревянного дома с наглухо закрытыми ставнями.
– Войдем, милочка-душечка, – предложила Зальц, – здесь нас ждет мой Герман, и мы немного отдохнем.
– Но где же вокзал? – удивилась Марья Егоровна.
– Погодите, прелесть моя, погодите, на вокзал мы поедем после… Нельзя же не отдохнуть. Ну, идемте же! Видите, нас ждет Герман.
Действительно, в это время распахнулись ворота, и, когда экипаж въехал в них, Марья Егоровна увидела Германа Фридриховича, приветливо кивавшего ей головой.
– Это наш загородный дом, – заботливо предупредила ее Амалия Карловна, – прошу вас, душечка-милочка, располагайтесь и отдохните. Потом мы поедем дальше.