– Да как же я-то ничего не знаю об этом? – удивлялся Ракита.
– Помилуйте, барин, разве вам будут о таких пустяках говорить, беспокоить вас зря! – отозвалась Дарья.
– Ну, это не зря… Бог знает, что тут кроется… Сюртук мне скорее, пальто, скорее, скорей!
– Уходишь? Отдохнул бы, – пожалела Пантелея Ивановича жена.
– Какой тут, матушка, отдых, – замахал тот руками, – такое дело, такое дело!
Он убежал. Первому же дворнику, встреченному на пути, он приказал как можно скорее бежать в дом, где жили железнодорожные рабочие, и немедленно привести к нему Кондратьева. За первым посланным он отправил второго, третьего. Поиски оказались напрасными. Кондратьева нигде не было.
– С каким-то мастеровым запьянствовал, – сообщили посланцы, – видали тут его… домой приходил…
– Зачем? – спрашивал Ракита.
– В сундуке рылся, искал что-то… Потом ни с того ни с сего побил жену и ушел…
– И нет его?
– Нигде нет! Верно, в город ушел…
Ракита строго-настрого приказал, чтобы Кондратьева доставили немедленно, как только найдут.
Наступила ночь. Пантелей Иванович тревожился, томился, посылал узнать, не вернулся ли сцепщик, – все было напрасно; даже к рассвету Кондратьева все еще не было.
Измученный всей этой непрерывной суетой, Пантелей Иванович, когда стало светать, вздремнул. Вдруг он почувствовал, что его будят, и открыл глаза. Было уже совсем светло, наступило утро. Над Ракитой склонился тормошивший его усатый городовой.
– Ваше благородие, вставайте, – будил он Пантелея Ивановича, – нашелся!
– Кто нашелся? – еще не придя в себя, спросонок воскликнул тот.
– Кондратьев нашелся… лежит…
– Где? Спит пьяный?
– Какое, ваше благородие, пьяный! Мертвый!
Это сообщение было настолько неожиданно, что всякий сон как рукой сняло с Ракиты.
– Как мертвый? – закричал он. – Быть не может.
– Так точно, а все-таки Кондратьев померши.
– Да где он?
– Там, у Глухозерского завода, около леса… Караул уже приставлен, чтобы посторонние не налезали…
Ракита натянул пальто, схватил портфель и со всех ног кинулся к тому месту, где нашли Кондратьева. Еще издали он увидал кучку народа.
– Ваше благородие, – подбежал к нему городовой, приставленный к телу, – что-то неладно…
– Что еще?
– Покойник-то, хотя и мертвый, а словно шевелится…
– Глупости…
– Извольте сами взглянуть, то есть, не весь шевелится, а можно сказать, частью только.
Пантелей Иванович растолкал любопытных и подошел к распростертому на земле телу. Он сразу узнал Кондратьева, и его опытному глазу незачем было долго смотреть; сцепщик был мертв. Но положение тела было самое покойное. Казалось, будто умерший сладко спит. Никаких следов борьбы около него не было заметно.
Ракита снял шапку и перекрестился. Вдруг он так и замер на месте. Блуза на теле трупа приподнималась, как будто под ней было какое-то живое существо, силившееся выбраться на свободу.
– Шевелится, шевелится! – раздались голоса.
Пантелей Иванович понял, что ему необходимо что-нибудь сделать. Концом шашки он отмахнул ворот блузы и с криком отскочил прочь.
Из-под блузы показалась голова змеи…
Глава 12
Итак, то, что считалось бредом нетрезвого воображения, оказывалось существующим в действительности… Это была змея, несколько более полу-аршина длины, с пепельно-серого цвета спиною и буро-желтым брюхом, испещренным бесчисленными точками-пятнами; на самом конце головы виден был маленький нарост, двигавшийся весь, лишь только пресмыкающееся открывало пасть, откуда видны были острые длинные зубы. Змея казалась раздраженной. Она то свивалась, то развертывалась, поднимая при этом голову и шипя. Эти ее движения и привели в себя перепуганных людей.
Первым опомнился Ракита.
– Прочь! Все прочь скорее! – закричал он.
Его окрик окончательно рассеял оцепенение.
– Ваше благородие, – схватил Ракиту за рукав один из городовых, – вы-то… вас она…
– Прочь! – прохрипел Пантелей Иванович. – Револьвер!… Скорее!… Скорее!…
Змея, извиваясь, ползла на него. Однако Ракита не побежал, а только отступил в сторону с пути пресмыкающегося. В это мгновение в руке у него очутился револьвер.
Раздраженная гадина приподнялась несколько, чтобы оттолкнувшись от земли, броситься на свою жертву. Все кругом вскрикнули от страха. Но чем ближе была опасность, тем все более овладевал собою Пантелей Иванович. Совершенно хладнокровно взял он револьвер на прицел и только выжидал такого положения, когда голова гадины хотя на мгновение останется неподвижною. Наконец грянул выстрел, и в то же мгновение Ракита отскочил в сторону; но пуля не пропала даром. Все вокруг вздохнули с облегчением: пресмыкающееся извивалось на траве, голова его была разбита.
Теперь и помимо Ракиты нашлись храбрецы. Один ударил змею по вздрагивавшему телу палкой, другой хотел перерубить оказавшимся под рукою топором.
– Не сметь трогать! – закричал Пантелей Иванович. – Это – вещественное доказательство!
– Да, ваше благородие, шевелится она, стало быть, жива еще, проклятая!…
– Видите, не ползет… Чего же больше?…
Он подошел и подбросил уже замиравшее туловище змеи носком сапога.
О несчастном Кондратьеве как будто позабыли. Внимание пока устремлено было на убитое пресмыкающееся.
Ракита между тем осматривал труп. Укус змеи ясно был виден; таким образом, в причине смерти не могло быть никакого сомнения. Наступление смерти было также очевидно.
– Караул к телу пусть встанет! – распоряжался Пантелей Иванович. – Я уйду с докладом.
– А змея?
– Пусть остается здесь, пока не прибудет следователь!
Он ушел.
Тело караулили, пока не прибыл местный пристав с большим нарядом городовых, и вскоре после него прокурор, явившийся сюда из любопытства, и следователь. На этот раз они были не одни. Вместе с ними явился и сам Мефодий Кириллович Кобылкин.
Он не только, казалось, не вмешивался в следствие, которое начали прокурор и следователь, но даже как будто совершенно не интересовался им. Кое-как мельком взглянув на труп Кондратьева, потрогав тросточкой мертвую змею, он сейчас же после этого очутился около Ракиты, чуть не дрожавшего со страху в присутствии важных начальствующих лиц.
– Пантелей Иванович Ракита? – заговорил с ним Кобылкин. – Слыхал, много слыхал, рад лично познакомиться с героем…
– Помилуйте, что вы! – сконфузился тот.
– Как „что вы“? Будто вы не герой! Да вас теперь, думаю я, превыше облака ходячего в газетах превознесут… награждение возьмете!
– Где уж нам, – бормотал окончательно сконфуженный хохол.
Мефодий Кириллович схватил Ракиту за рукав и потянул за собой в сторону, где вовсе не было людей. Там, оглядевшись и увидав, что близко никого нет, он сказал, без обычных своих ухваток и ужимок:
– Я слыхал про вас, у вас есть способности; хотите над этим делом вместе работать?
– За счастие почту! Господи, с вами! – захлебнулся от восторга хохол.
– Никакого счастья нет… Мне просто нужен дельный человек в этой местности, человек, на которого можно, как на самого себя, положиться, потому что дело это очень серьезное, столь серьезное, что, сколько я умом ни раскидываю, ничего не выходит. Как будто ясно все, а для меня темень и ни искорки света… Вот что… Если хотите поработать, приходите ко мне, как только освободитесь… Попьем чайку, закусим и побеседуем… Так?