Я прочищаю горло.
– Это в списке моих ближайших дел?
– Тебе требуется мужская рука?
Странное покалывание начинается в моих ступнях, поднимается по ногам и сходится в одной точке между бедер. Есть кое-что, где мне понадобилась бы рука, Кросби...
И в прошлом году я бы так и сказала. Но в этом году? Обновленная версия Нора-Боры? Даже после трех месяцев воздержания? Она скажет нет.
– Если ты не возражаешь.
Он хлопает ладонями по бедрам.
– Я не возражаю. Мне нравятся такие штуки.
Я душу на корню странное теплое чувство, которое норовит расцвести, словно оно сорняк, который нужно вывести. Это нелегко, и, может, один или два побега останутся, но я работаю в этом направлении. Особенно когда Кросби снимает рубашку и остается в джинсах и белой майке, а его мышцы напрягаются, когда он хватает коробку с деталями моего будущего стола и кладет на пол.
– У тебя есть канцелярский нож?
– Конечно. Я держу один такой под подушкой.
У него уходит несколько секунд, чтобы понять, что это сарказм.
– Зануда. – Он корчит мне рожу. – У Келлана есть ящик с инструментами под раковиной. Не хочешь принести?
Я возвращаюсь с ящиком, а затем присоединяюсь к Кросби на полу, когда он открывает коробку и находит инструкцию. К моему удивлению, он читает ее. Или, правильнее сказать, рассматривает, потому как на ней нет слов. В любом случае он не старается притвориться, что знает все, словно он мастер-сборщик столов. Закончив с инструкцией, откладывает ее в сторону и начинает собирать детали, говоря мне, что подать, что найти, что делать. Я должна бы быть раздражена, но мне очень не хотелось делать этого самой, поэтому совсем не возражаю. И после целого лета одиночества вроде как приятно с кем-то пообщаться.
– Чем занималась прошлым вечером? – спрашивает он, губами сжимая два шурупа, которые положил в рот, пока вкручивал в дерево третий.
– Особ ничем. – Я концентрируюсь на том, чтобы держать доску под углом в девяносто градусов, чтобы мой стол не кренился. – Просто работала, а затем отправилась спать.
– В пятницу?
– Я не слишком интересный человек.
Он бросает на меня взгляд.
– Уверен, ты очень интересная, Нора.
Я смеюсь, а он улыбается с шурупами во рту, выуживая один и засовывая в следующее отверстие.
– Как ты справился с материалом?
– Что? А, биология? Справился на отлично.
– Молодец.
Он пожимает плечами и берет последний шуруп.
– Знаешь, что странно?
Вся эта ситуация?
– Что странно?
– Я ненавижу колледж.
– Да? Я думала, ты хотел преподавать.
– Да, я хочу быть учителем. Глупо, верно?
– Не совсем.
– Нет? Почему?
– Если это то, чем ты хочешь заниматься, то не вижу в этом ничего глупого.
– Но ведь я ненавижу учиться, – повторяет он. – И у меня отстойно это получается. Почему, ты думаешь, мне приходится часами учить то, что другие усваивают за пять минут?
Я наблюдаю, как он собирает выдвижной ящик, словно хлеб маслом мажет. В нем нет ничего глупого.
– Потому что ты знаешь, какого это – усердно трудиться? – предлагаю я. – В старании нет ничего неправильного.
Он сосредоточен на своем занятии, но я вижу, как его рот изгибается.
– Полагаю, тебе лучше знать.
– Что ты имеешь в виду?
– Я о том, что ты всегда в библиотеке. У тебя пять предметов и работа. Ты тоже усердно трудишься.
Думаю о том, как в прошлом году я делала совсем противоположное и загнала себя в эту ситуацию.
– Ну, мне приходится.
– Да? Почему?
– Чтобы жить хорошо. Разве не этого все хотят?
– Полагаю, так.
– Ты хочешь плохо жить, Кросби?
Теперь он улыбается.
– Да, Нора. Я хочу жить ужасно.
Я смеюсь и подаю ему деталь, на которую он указывает.
– Что ты хочешь преподавать?
Он шумно выдыхает и начинает собирать второй ящик.
– Может, историю.
– Я думала, ты скажешь физкультуру.
– Почему?
Я закатываю глаза.
– Ох, ну не знаю, Кросби. Просто догадка.
– Из-за этого? – спрашивает он, напрягая бицепс. И хотя я изо всех сил стараюсь выглядеть не впечатлённой, легкий трепет сексуального узнавания пробегают по позвоночнику. Он очень… большой.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
Он смеется и жестом показывает мне отодвинуться, чтобы он мог собрать другую ножку стола.
– Что насчет тебя? Что сделает твою жизнь такой замечательной?
– Не знаю. Но степень кажется первым шагом.
– Степень в чем?
– Я еще не решила.
– Правда? Я думал, что девушка, которая проводит все лето в колледже, должна работать в направлении определенной цели.
Моей целью было поднять отметки с D- до C+ и отработать два с половиной месяца общественных работ, не привлекая особого внимания.
– Просто стараюсь держаться на высоте.
– Чем ты занималась, когда кампус пустовал?
Сглатываю. Не хочется лгать, но я не готова к тому, чтобы кто-то узнал, насколько я все испоганила.
– В основном просто работала. Училась и работала. Ходила на… прогулки. – И по пути вляпывалась в неприятности.
– Одна?
– На моем этаже жили четыре человека, – говорю я. Восемь в моей уборочной бригаде. – Двое не разговаривали по-английски, а другая девушка проводила двадцать часов в день играя на пианино. Ее пальцы прямо-таки кровоточили.
Он морщится:
– Это отвратительно.
– Расскажи мне о вечеринке.
Он кряхтит.
– Ты не хочешь об этом знать.
– Почему нет? – Если я не могу присутствовать на вечеринках, может, я могу жить опосредованно, через Кросби. Но даже когда я думаю об этом, ловлю себя на том, что надеюсь, он не расскажет о перепихе со стриптизершей – или любой другой девчонкой.
– Ты когда-нибудь бывала на вечеринках братства, Нора?
Избегаю его взгляда. Он наверно думает, что я слишком застенчива, но мне просто сложно встретиться с ним глазами, пока лгу:
– Нет.
– Что ж, держись от них подальше. Они частенько выходят из-под контроля.
– Но ты можешь справляться с этим?
Опять смеется:
– Я вроде как люблю это. Благодаря им я могу выносить все остальное дерьмо. Это единственное, что мне легко дается.
– Тусоваться?
– Да.
Думаю о событиях прошедшего года. Как безрассудно я бросилась в тот мир. Как это было здорово. А потом перестало.
– Как ты развлекаешься? – спрашивает он. Я понимаю, что он старается быть любезным. Представить мои предполагаемые хобби – вязание и наблюдение за звездами – интересными.
– Охочусь на привидений, – говорю я.
– Ты чертова лгунья, Нора.
Я не могу удержать невозмутимое выражение лица.
– Я не развлекаюсь, – говорю ему. И теперь мне легко смотреть ему в глаза. – Я вроде как… не могу.
– Не можешь развлекаться?
– Не могу найти в этом баланс, – поясняю я. – Я не могу как ты – бегать, учиться и тусоваться. Всегда так было. Не знаю, почему.
– Так ты только учишься? Никогда не веселишься?
– Учеба – не самая худшая вещь в мире.
– Ну, похоже на то. Ладно, вставай. – Стол собран, мы оба поднимаемся, когда он ставит его вертикально и двигает к стене. Он немного сдвигает его, взявшись одной большой рукой за край, и я сейчас же хочу сделать что-то «веселое». Почувствовать эту руку на себе. – Нормально смотрится? – спрашивает он.
– Да, – чересчур поспешно говорю я. Слегка задыхаясь.
Он одаривает меня странным взглядом.
– Ты в порядке?
– В абсолютном.
– Кто-нибудь беспокоил тебя прошлой ночью?
– Нет. Я даже не видела никого.
Его нахмуренный лоб медленно расслабляется.
– Хорошо.
Из-за того, что моя кровать занимает слишком много места, мы собираем деревянный каркас в гостиной, где едва хватает места. Как и прежде, Кросби делает всю работу. Я в основном наблюдаю и передаю ему детали. Не знаю, чувствует ли он, что в моей комнате происходило что-то странное, или просто хочет сменить тему, но он снова спрашивает о рисунке «Стив Холт», и мы начинаем говорить о телевидении.