Я знаю, что приносит мне вред, но все равно делаю это. И позволить разрастаться сорнякам в виде чувств к Кросби, вместо того чтобы упасть на четвереньки и выдрать их, прежде чем они укоренятся – было ошибкой.
А с меня хватит ошибок.
Обычно я пристегиваю велосипед к перилам, но сегодня я затаскиваю его по крыльцу и бросаю в коридоре. Топаю наверх, но там никого нет, на кого можно произвести впечатление своим плохим настроением, потому что Келлана, как обычно, нет дома. Выключаю свет, чтобы создать впечатление, что меня тоже нет дома, будто у меня есть множество интересных мест, куда пойти, пока кое-кто зажимается по библиотекам.
Плюхаюсь на кровать и таращусь на темный потолок. Мое сердце колотится, а виски влажные от пота.
Какого хрена.
* * *
– Прости за прошлый вечер.
Я поднимаю взгляд на Нэйта, завязывая свой фартук на кухне в «Бинс».
– Пустяки.
Марсела тоже тут, и не притворяется, что не подслушивает. Не притворяется, что Нэйт не посвятил ее во все унизительные подробности катастрофы.
– Я пытался позвонить тебе пару раз, но ты не брала трубку.
– Я слушала уроки французского. – Технически, это правда, но мой телефон лежал на ящике из-под молока, и я слышала вибрацию, просто отказывалась смотреть на дисплей. Так же, как и слышала робкий стук в дверь, но не рискнула встать и открыть ее. Я не знала, что сказала бы, если бы там был Кросби, а если бы там был не он, то каким-то образом это было бы гораздо хуже. Так что я сделала то, что делаю всегда: выбрала одну сторону круга и оставалась там. Посмотреть в лицо своим демонам или игнорировать их? Привет, отрицание. Я Нора.
– Я думала, что ты увлечена Келланом, – замечает Марсела. Она ставит противень с маффинами в духовку, и меня обдает волной жара, когда я иду к вращающейся двери кофейни.
– Я тоже, – говорю я.
Они идут за мной в зал, и я вздыхаю, когда вижу единственного посетителя – пожилого мужчину, который всегда приходит разглядывать предметы искусства и никогда ничего не покупает.
– Я просто удивилась, – говорю я. – Вот и все. Я едва знаю Кросби и обеспокоена, что дома может возникнуть неловкость. Он там постоянно.
Нэйт с Марселой переглядываются.
– Что?
– Он приходил сюда прошлым вечером, – говорит Марсела.
Я вытягиваюсь:
– Что?
– Около девяти. Он спрашивал тебя. Выглядел подавленным.
Я вздыхаю.
– Он, вероятно, пытался найти Келлана.
– Не думаю.
– Ну, может, просто хотел брауни.
– Он совсем не флиртовал со мной.
– Ого. – Вот это странно. Хотя это навряд ли успокаивает – знание того, что он прервал свое свидание и пришел увидеться со мной – со своим вторым выбором. Это ничего не значит, я не могу допустить этого. Я едва ли месяц живу новой жизнью и, невзирая на свои рьяные попытки, терплю крах. Снова.
А я правда не могу позволить этому случиться. Не то чтобы я пришла из ниоткуда. Мои родители усердно трудились, откладывали деньги, внушив и мне важность этого. Я так и поступала в старшей школе. Никогда не попадала в неприятности, никогда не бунтовала, никогда толком не красила волосы. Не то чтобы я мечтала грабить банки или сделать дюжину татуировок – просто хотела повеселиться в прошлом году. Просто немножко расслабиться.
Нэйт прочищает горло и бредет поболтать к пожилому человеку, некоторое время мы с Марселой просто стоим бок о бок за стойкой и смотрим. Ногтем, окрашенным в черный, она подцепляет этикетку, которую кто-то приклеил к стойке, а я не знаю, что делать. Именно здесь я и хочу находиться, хоть и не должна.
История всей моей жизни.
– Прости, что тебя арестовали, – в конце концов говорит она, наблюдая, как сдирается этикетка. – И прости, что я не сказала ничего.
Продолжаю смотреть на ее ноготь:
– Это не твоя вина.
– Ну, это была моя идея.
– Ладно, тогда по большей части это была твоя вина.
Она тихонько смеется:
– И если в прошлом году ты завалила предметы по моей вине, то прости и за это. Я знаю, что у тебя стипендия и необходимо поддерживать высокие отметки.
Бросаю на нее взгляд. Не умею конфликтовать. Или вчерашние события недостаточно доказали это?
– Я не из-за тебя завалила учебу, а сама. Просто запуталась.
– Ты правда больше не гуляешь?
– Никогда.
– Где ты осталась на день рождения Келлана?
Я вздыхаю:
– Только не смейся.
– Ты пряталась в шкафу и шпионила?
Я улыбаюсь.
– Нет. Осталась в комнате Кросби в доме братства. – Ее рот раскрывается. – Его там не было, – торопливо говорю я. – Он оставался у нас дома. – Во всяком случае, я так думаю. Возможно, он был всю ночь в библиотеке.
– Он тебе нравится?
Я пожимаю плечами:
– Думала, что да. Немного. Но… нет. Я не могу. Мне нужно сосредоточиться на том, чтобы подтянуть свои оценки и держаться подальше от неприятностей.
– Прошлый год был веселым.
– Суперским.
– А этот ужасный. Я все время зависаю с Нэйтом.
– Помимо работы?
– Да. Он заставляет меня ходить в вегетарианские рестораны, покупать свечи и смотреть иностранные фильмы. Он типичный хипстер, и это убивает меня.
– Он влюблен в тебя.
– Это ничего не меняет.
Я наблюдаю, как Нэйт показывает мужчине матрешек. Все мы знаем, что он никогда ничего не купит; он приходит трижды в неделю и заказывает не более чем кофе. Но Нэйт все еще лелеет надежду.
– Что мне делать? – спрашиваю я. Марсела перестала ковырять этикетку, и теперь уже я делаю это. Я умирала как хотела весь месяц задать ей этот вопрос, и теперь мне кажется, что едва могу дышать, пока жду ее ответ.
– Просто налаживай свою жизнь, – говорит она, не отводя взгляд от Нэйта. – И забудь обо всех остальных.
– Звучит просто.
Ее красные губы изгибаются.
– Нэйт, – зовет она. – Мы закрываемся пораньше.
Нэйт выглядит удивленным, но не спорит, и пятнадцать минут спустя мы выходим за дверь, кутаясь от стылого осеннего ветра, и торопимся вниз по улице в сторону банка и ближайшего бара. Мы с Марселой караулим, пока Нэйт делает небольшой вклад, затем бросаемся через улицу в «У Марвина», переполненный паб, популярный среди старшекурсников Бернема.
Приглушенная музыка, теплый воздух и все одеты в брюки и кардиганы. В своем серебристом, расшитом блестками топе, черных колготах и белых сапогах-чулках из кожзама Марсела производит впечатление. Как всегда, все глаза прикованы к ней, когда она пробирается через толпу и находит для нас высокий столик в углу. Нэйт направляется к бару, чтобы взять партию шотов, и я делаю глубокий вдох. Знаю, что не должна быть здесь, но так скучаю по этому. Не по алкоголю, а по атмосфере. По людям. По тому, чтобы не быть дома одной. Снова.
Несколько минут спустя Нэйт возвращается с шестью рюмками, еле уместившимися в его руке, и Марсела помогает поставить их на стол.
– Что будешь пить? – спрашивает она, подмигивая ему с невозмутимым видом.
Он корчит рожицу, она улыбается, и я тоже, и мы все берем по рюмке.
– За что пьем? – спрашивает Нэйт. – За окончание Холодной Войны?
– Да, – говорит Марсела. – И за то, что прошлое остается в прошлом, и на хрен Кросби Лукаса.
Нэйт пожимает плечами, не до конца понимая, но бодро повторяет:
– На хрен Кросби Лукаса.
Не думала, что снова буду смеяться в ближайшее время, но со смехом говорю:
– На хрен Кросби Лукаса. – И мы все пьем за это.
* * *
Время чуть больше полуночи, когда я заползаю на заплетающихся ногах в парадную дверь. И происходит это скорее из-за того, что мои ноги и пальцы онемели, пока я ехала на велосипеде домой, чем из-за алкоголя. В смысле, не поймите неправильно, я немного пьяна, но никакого сумасшествия. Ничего, что вышло бы из-под контроля.
– Средняя степень опьянения, – назвала это Марсела, когда я ныла из-за того, что для меня недопустимо расслабляться. – Этим вечером ты опьянеешь до средней степени. Я прослежу.