– Так и должно быть.
– Верно. – Он мнется. – Ты не против, если я потусуюсь здесь немного?
– Сейчас у меня нет желания слушать твои взрывы.
– Не играть. Заниматься. У меня дома настоящее безумие, и я отстаю по материалу.
Я фыркаю:
– Воспользуйся библиотекой. – Я не это имела в виду. Сказав «библиотека» своим самым ехидным тоном, я только придаю больший вес инциденту, что произошел во вторник, а должна была притвориться, что мне плевать. Черт, я должна была забыть не только ту встречу, но и самого Кросби Лукаса – и вот он в моей гостиной. Как всегда.
Кросби вздрагивает:
– Я хотел извини…
Ох, твою мать. В данный момент я не вынесу извинений. Не когда мое хладнокровие висит на волоске.
– Знаешь что? – перебиваю я. – Делай что хочешь. Только меня не трогай.
Поворачиваюсь, шагаю в свою комнату и хлопаю дверью. У меня не слишком хорошо получается скрывать свои чувства, но я хотя бы дистанцировалась от него.
Меня жутко тянет спрятаться под одеялом, пока эта кошмарная ночь не пройдет, но сна ни в одном глазу, пустой желудок не перестает урчать, и каждое слово эссе по английскому, что я пишу, – помойка. Чувствую себя тигром, который мечется по своей клетке, отчаянно желая выбраться, не вполне уверенная, куда податься, но несомненно мне бы хотелось оторвать чью-то бошку.
Легкий стук в дверь заставляет мою голову повернуться, как у той девочки из «Экзорциста», и, хотя я планировала игнорировать его, все равно откликаюсь:
– Чего?
– Я заказал пиццу. – Его голос глухо звучит через дверь, но он не поворачивает ручку.
От этой новости мой желудок радостно подпрыгивает. Еда! Пища! А затем он падает, потому что Кросби с Келланом заказывают по доброй порции пиццы с говяжьим фаршем, анчоусами и оливками – всем, что я нахожу отвратительным.
– Я не хочу твою гадкую пиццу, – ворчу я. – Но в любом случае спасибо.
– В ней только одна половина гадкая, – отвечает он. – Вторая скучная.
Желудок снова приободряется. Мы обсуждали это как-то: я люблю пепперони и много сыра, что Кросби с Келланом единодушно объявили самой скучной пиццей на земле.
Я встаю и распахиваю дверь, вынуждая Кросби отскочить, будто его ударило током. С подозрением оглядываю комнату:
– Здесь правда пицца?
– Да. – Он указывает на кофейный столик, где ждет закрытая коробка.
– Ты врешь насчет скучной половины?
– Хотел бы. – Знаю, что он смотрит мне за плечо, пока говорит, и видит скомканное платье на кровати и забытые красные туфли, брошенные рядом. Пусть думает, что хочет.
Закрываю дверь, выползаю из комнаты и хватаю тарелку из шкафчика на кухне. Рядом с пиццей стоит двухлитровая бутылка пепси, что тоже очень хорошо выглядит. Беру стакан и салфетки из остатков заказанной Келаном еды на вынос и направляюсь к дивану, чтобы взять пару кусочков.
Открываю коробку и убеждаюсь, что Кросби говорит правду – одна половина блаженно не запятнана его ужасными начинками. Хватаю два кусочка и плюхаю их на свою тарелку. Он приближается, почти застенчиво садится на диван со своей собственной тарелкой и берет себе кусочек.
– Ты останешься? – спрашивает он, когда я, не садясь, наливаю стакан пепси. – Сделай перерыв и посмотри со мной телевизор.
Я смотрю на него краешком глаза. У него пятнышко томатного соуса на верхней губе, и он слизывает его, когда тянется к пульту.
– Там нечего смотреть, – говорю, лишь бы поворчать.
– Всегда что-то есть.
И хотя это совершенно противоречит моему плану «избегать и забыть Кросби Лукаса», я не совсем готова вернуться в свою комнату, так что сажусь в дальний конец дивана и подгибаю ноги, засовывая босые ступни между подушками. Откусив первый кусочек пиццы, чуть закатываю глаза.
Кросби щелкает каналы, пока не находит шоу о старых реальных преступлениях, в котором восстанавливают загадку десятилетней давности и ее возможный исход. Говорю себе, что собираюсь остаться, только пока не прикончу пиццу, но история молодой жены и матери, убитой в своем доме в солнечный воскресный день, словно приклеивает меня к месту – моя болезненно впечатлительная сторона не желает оставаться без ответа.
– Сто пудов, это ее муж, – говорит Кросби в первую рекламную паузу. – У него была интрижка, и он не хотел платить алименты на ребенка, поэтому убил ее.
– Это отзывчивый сосед, – спорю я. – Судя по тому, что он организовал тот поисковый отряд из добровольцев, он точно знал, что она была на чердаке. Убийцы всегда стараются оказывать содействие.
– Ты много знаешь об убийцах, а?
Одаряю его взглядом:
– Ты был бы удивлен.
Он смеется и корчит рожицу:
– Боже, Нора.
Я улыбаюсь, сама того не желая. К тому времени, как шоу заканчивается, я съела три с половиной кусочка пиццы и чувствую себя разбухшей и удовлетворенной свиноматкой.
– Поверить не могу, что это была воспитательница из детского сада, – говорит Кросби, выключая телевизор и глядя на меня. – Что за психопатка. – У нее было опасное влечение к ничего не подозревающему мужу, и она рассматривала жену как ненужную конкурентку.
– Да. – Мы замолкаем, глядя на темный экран телевизора. Я тереблю ниточку, что торчит из моих штанов, а Кросби барабанит пальцами по колену.
– Нора, – произносит он в конце концов.
Я не смотрю на него.
– Что?
– Я очень сожалею о том случае в библиотеке.
Хоть отчасти я и ожидала, что он скажет об этом, все равно чувствую неудобную тяжесть в груди, жгучие воспоминания о том вечере всплывают на поверхность.
– Забудь об этом, – говорю я, хотя эта инструкция скорее для меня, чем для него.
– Это был парень из кофейни, не так ли?
– И что? – Я делаю движение, намереваясь встать, которое, кажется, побуждает его спросить:
– Он твой бойфренд?
Я стараюсь не смотреть с надменностью.
– Нэйт? Нет, он влюблен в Марселу, как и любой парень, который видит ее. – Вспоминаю, как Келлан спрашивал о ней в тот вечер в кофейне. Как каждая голова поворачивается, когда она проходит мимо. Как Келлан забыл обо мне, хотя я живу здесь, и у нас были планы. Думаю о том, что его отсутствие волнует меня меньше, чем неожиданная компании Кросби. И о том, что это происходит постоянно.
– О. Я думал, может быть, вы были вместе.
– Не так вместе, как были ты и твоя… подруга.
– Мы не вместе.
– Без разницы. – На этот раз я встаю, хватаю со стола стакан с тарелкой и несу их в кухню. Через секунду Кросби следует за мной со своей тарелкой и встает рядом, пока я ополаскиваю свои и засовываю их в крошечную посудомоечную машину. Келлан не лгал об этом, он действительно моет посуду и выносит мусор. Он достойный сосед, просто отвратный парень для свиданий.
– Чувствую себя придурком из-за этого, – выпаливает Кросби. – Я видел твой взгляд, и просто…
Боль, что я чувствую от поступка Келлана, переплетается с обжигающим воспоминанием о том, как Кросби зажимался в библиотеке, и когда он не заканчивает предложение, я огрызаюсь:
– Ты просто что? – Возможно, я ревную и слегка сексуально неудовлетворена.
Он моргает, пораженный.
– Я просто хотел извиниться, – говорит он неловко. – У меня был плохой день, а она подруга друга и... Не знаю. Я думал немного забыться. Но сделал все только хуже.
– Когда я видела тебя, не казалось, что тебе было «хуже».
– Не тогда, – говорит он, встречаясь со мной взглядом. – После.
Осознаю, что сжимаю рукой дверцу посудомоечной машины и заставляю свои пальцы разжаться.
– Ты не должен мне ничего объяснять.
Ни один из нас не двигается, а кухня настолько маленькая, что с двумя людьми кажется переполненной.
– Думаю, должен, – говорит он, ковыряя ногой пол. Мы оба долго смотрим на наши ноги: его серые шерстяные носки и мои ногти, окрашенные в красный цвет для сегодняшнего свидания. И хотя мне хочется сократить короткое расстояние между нами и почувствовать что-то – что угодно, кроме этого отторжения, и разочарования, и грусти, – я не двигаюсь. Потому что, возможно, мой план «забыть Кросби Лукаса» провалился, но план «не испогань все, Нора» – нет, и связываться с тем, кто только и знает, как валять дурака, не стоит на повестке дня.