Не могу ничего с этим поделать, но хочется быть немного лучше одетой для прогулки. Из-за того, что мы шли всего лишь в продуктовый магазин, я выбрала джинсы, балетки и мешковатую белую рубашку на пуговицах. Волосы стянуты сзади, а единственный мейкап, который я удосужилась нанести – тушь и блеск для губ. Ни в чем из моей одежды нет дырок, но увидев осуждающие взгляды, которые на меня бросали, вы бы поклялись, что я одета в мешки для мусора.
Мы находимся у стеллажей с крупами, когда звонит телефон Келлана. Он вытаскивает его из кармана и смотрит на экран.
– Это Кросби, – говорит он, а затем отвечает: – Йоу.
Я теряю дар речи, стоит мне услышать приглушенный звук голоса Кросби.
– Да, – говорит Келлан, почесывая задницу и закидывая коробку мюсли в тележку. – Я в магазине с Норой. Она ела крекеры на завтрак.
Тот бормочет что-то в ответ, и Келлан оглядывает меня с головы до ног.
– Знаю, – говорит он. – Я собираюсь откормить ее.
Я корчу рожицу, но смеюсь помимо воли.
– Вообще-то, – продолжает он, – я пытаюсь вновь заслужить ее милость. Помнишь, я говорил тебе, что веду ее на ужин прошлым вечером? О чем я абсолютно забыл и вместо этого пошел на игру, так что...
Слышу, как Кросби отчаянно пытается перебить его. Но уже слишком поздно – я и так начала подозревать это вчера вечером, но теперь убедилась: Кросби знал, что Келлан кинул меня. Он знал, что мы должны были ужинать вместе, знал, что Келлан решил идти на игру, и пришел под каким-то неубедительным предлогом в виде видеоигры, затем остался «позаниматься» и заказал пиццу. Он видел брошенное платье и туфли в моей комнате – он видел все.
Может, я должна бы испытывать возмущение или неловкость. Может, должна ощущать, что мной манипулировали или одурачили. Но я не чувствую этого. Потому что вопреки своему сильному желанию быть невидимой, вопреки постоянным жалобам на то, как легко меня не заметить, прошлым вечером Кросби сделал все, что мог, чтобы убедить меня, что это не так.
Прихожу в ужас, когда мой нос начинает покалывать, а глаза жечь; должно быть, это месячные. Ни за что на свете не заплачу посреди «Картерс», потому что кто-то выдумал повод, чтобы побыть со мной.
– Ладно, мужик, – слышу, как Келлан говорит это, в то время как я изо всех сил стараюсь успокоиться. – Знаю, знаю. Хочешь, чтобы я взял что-нибудь для поездки? Да? Какой аромат? Хорошо, сделаю. Пока.
Он вешает трубку и, хотя мое сердце все еще скачет в груди, я умудряюсь предотвратить конфуз в виде приступа плача.
– Что, э, что за поездка? – спрашиваю я, пытаясь вести себя так, словно я только что не связала факты в единое целое, подслушав разговор.
– Чего? – Келлан бросает еще одну коробку мюсли и снова катит тележку. – А, мы едем завтра на неделю «тренировочных встреч». – Мы поворачиваем за угол, где две девушки в платьях и на каблуках – в продуктовом магазине! Утром! – хихикают и машут, и Келлан улыбается и кивает в ответ. Прежде чем мой ум успевает придумать свое собственное определение «тренировочных встреч», Келлан объясняет: – Это связано с бегом. Типа, мы будем путешествовать по разным колледжам и соревноваться с их командами. Это не официально, скорее как практика. И мотивация. Мы видим их возможности, они наши. Тогда мы все будем знать, над чем поработать.
Думаю о Кросби:
– Мы – это команда по легкой атлетике?
– Ага.
Совершенно великолепная блондинка прогуливается по ряду с выпечкой, стреляя в Келлана ослепительной улыбкой.
– Привет, – говорит она.
– Привет, – отвечает он.
Они улыбаются друг другу – просто два красивых человека чувствуют себя красивыми.
Я вздыхаю.
И тогда до меня доходит – я не ревную. И меня совсем не волнует, что Келлан уезжает на неделю. Это по Кросби я буду скучать. Что целиком противоречит моему плану. Я должна бы быть в экстазе, что расписание команды по легкой атлетике согласовывается с моим намерением забыть его, но нет.
– Ты в порядке? – Келлан с беспокойством присматривается ко мне.
– В абсолютном, – лгу я. Улыбаюсь ему, но чувствую себя дурой по сравнению с блондинкой.
– Думал, ты будешь в восторге. – Он изучает пачку муки, а затем зачем-то кладет ее в тележку. – Всю неделю квартира будет полностью в твоем распоряжении.
– Ты не так уж часто там бываешь.
– Да нет же! – смеется он. – Я нахожусь там. Это тебя вечно нет. Ты уходишь на занятия, ты уходишь на работу, ты уходишь в библиотеку. Ты уходишь-уходишь-уходишь. Когда ты просто расслабляешься и веселишься?
– Я развлекаюсь.
– Да? – Он выглядит заинтересованным. – Когда?
Я прикусываю губу.
– Окей, ладно. Я веселилась.
Он качает головой. Нужно отдать парню должное – прошло с полдюжины женщин, но во время нашего разговора его внимание сосредоточено на мне.
– Веселилась. Типа, в далеком прошлом?
Я посмеиваюсь, чувствуя себя дурочкой.
– Кажется, что так и есть. – Изучаю обратную сторону коробки со смесью для кекса, надеясь, что он сменит тему, но когда я поднимаю взгляд, он просто пялится на меня, как бы всем своим видом говоря: «я могу ждать весь день».
Вздыхаю и кладу коробку обратно на полку.
– Я учусь так много не потому, что мне это нравится, – признаюсь я, разворачивая тележку в проход с молочной продукцией. – Я занимаюсь, потому что у меня стипендия, а в прошлом году я не училась – типа, совсем – и почти потеряла ее. По факту я лишилась половины. Так что в этом году я должна взяться за ум. И серьезно.
Он выглядит удивленным:
– Я тоже.
Хватаю йогурт и кладу в тележку, за ним следуют яйца. Теперь у меня множество вариантов на завтрак.
– И я не хожу на вечеринки или что-то подобное, потому что чересчур много делала это в прошлом году, а у меня правда не срабатывает выключатель. Это просто: все или ничего. Одни вечеринки и никакой учебы. – Я не собираюсь упоминать о своем аресте. – И если бы я не остановилась, пришлось бы жить с родителями и остаться без перспектив устроиться на хорошую работу.
– Полностью тебя понимаю, – кивая, говорит Келлан. – Поэтому эта договоренность идеальна. – Он жестами указывает между нами. – Ты как потрясающий образец для подражания. Я прихожу домой, вижу, что твоя дверь закрыта, и понимаю, что ты занимаешься в комнате. И я тут же думаю: «Лучше учись, Келлан, если хочешь окончить колледж». А затем ты идешь на работу, и я такой: «Пора тренироваться».
Кошусь на него:
– Серьезно?
– Да. Поэтому я и дал то объявление. Хотел кого-то вроде тебя; только не думал, что найду.
Ты нашел меня на «Майском Сумасшествии», – думаю я. Но вслух произношу:
– Рада, что это срабатывает. Для нас обоих.
Он ухмыляется.
– Отныне я тоже буду соблюдать свою часть договора, – говорит он. – Теперь я понимаю, почему учеба так важна для тебя. И я скажу Кросби, чтобы перестал заглядывать без предупреждения – прошлым вечером он явно мог поиграть в одну из своих игр. Ему не нужно было тревожить тебя.
Ошибаешься, Келлан.
– Кросби – не проблема.
– Ты не обязана вести себя мило. Он мой лучший друг, но мы можем тусоваться у него.
Мысль о том, чтобы меньше видеть Кросби, вызывает очередной всплеск разочарования. Кто бы мог подумать?
– Правда, – говорю я. – С ним все в порядке.
И это преуменьшение года.
* * *
К сожалению, Келлан был верен своему слову. Я не вижу Кросби до самого их отъезда, но и когда они возвращаются к середине октября, все равно не сталкиваюсь с ним. Он находится поблизости – я слышу, как Келлан разговаривает с ним по телефону, или иногда он рассказывает мне о чем-то, что сказал или сделал Кросби, когда они тусовались вместе, но он не приходит в квартиру. По крайней мере когда я там. В «Бинс» он тоже не заглядывает, и как бы не старалась, я начинаю зацикливаться. Что Келлан сказал ему? Держись подальше от Норы, ей нужно заниматься? Или это вообще не имеет отношения к Келлану, а все дело в том, чего не случилось на кухне той ночью? Ему неловко? Он сожалеет? Он ненавидит меня?