Кросби игнорирует его, полностью сосредотачивая взгляд на мне.
– Красный Корсет, – произносит он. – Это ты?
Я не могу выдавить из себя ни слова в свою защиту. Не хочу это признавать, но больше не хочу и лгать. В моем случае даже особо не важно, что я сделаю, потому что он знает правду, даже если не может в нее поверить.
– Ты знал? – он разворачивается к Келлану. Его взгляд умоляет, молит друга признаться, что он не знал, что не предавал его. – Ты знал, что это была она?
Келлан беспомощно кивает.
– Я просто… Я не помнил…
Я окаменела. Каждая частичка меня. Я даже не чувствую слез, лишь вижу, как они капают на мою тарелку, на нетронутый торт, на всё разрушенное.
– Что я пропустила? – спрашивает Селестия, рассеивая чары.
Но уже слишком поздно, потому что, когда я наконец поднимаю взгляд на Кросби, его место пустует, куртки нет, а входная дверь хлопает, закрываясь.
– Нет! – слово звучит сдавленно, в то время как я подскакиваю со своего стула, чтобы последовать за ним. Спотыкаясь, обегаю стол и несусь вниз по лестнице, распахиваю входную дверь, и мне в лицо ударяет ледяной дождь. Ноги скользят на мокром камне, когда я сбегаю на тротуар, но его не видать. За секунду мои волосы намокают и прилипают к лицу, зубы выстукивают дробь, а виски ломит от холода. Улицы погружены в темноту, совершенно пустые в такую неприглядную ночь, и когда я выкрикиваю его имя, единственным ответом мне служит звук заводящегося двигателя где-то вне поля моего зрения, визг колес по покрытой слякотью и льдом дороге и утихающий рев его удаляющейся от меня машины.
Глава двадцатая
Я ковыляю обратно в дом и, закрывая за собой дверь, прижимаюсь к ней спиной, когда мне становится невыносима мысль о том, что нужно подняться обратно и предстать перед всеми. Я окоченела от холода и от шока из-за произошедшего. Конечно он бы узнал об этом. Конечно он бы узнал обо всем. Безусловно. В конце концов, правда всегда всплывает.
– Нора.
Я сама не поняла, что закрыла глаза, но теперь открыв их, обнаруживаю стоящего у подножья лестницы Келлана с полотенцем в руках и с точно таким же несчастным выражением лица, как у меня.
– Он ушел, – шепчу я, беря в руки полотенце. Не могу перестать дрожать, даже пытаясь поступить ответственно и выжать ледяную воду с волос.
– Я сожалею, – говорит он.
– Это не твоя вина. – Слова слетают с губ автоматически, но стоит мне их услышать, как хочется забрать сказанное назад. Конечно же это его вина. Его вина, что притворялся Мэтью, ведь я бы никогда не появилась тут в первый день, если бы знала, что это квартира Келлана МакВи. Его вина, что предложил мне бесплатную аренду, ведь я никогда бы не переехала сюда, если бы мне нужно было платить. Его вина, что сохранил этот дурацкий список, ведь Нэйт никогда бы не увидел его, если бы мы сожгли эту часть вместе с остальным.
Но даже если очень сильно постараться разозлиться на него, я не могу. Поумневшая и повзрослевшая Нора понимает чья это вина, и к несчастью она лежит на моих мокрых, ссутуленных плечах.
– Мне следовало ему сказать, – мямлю я, понуро опускаясь на ступеньки. Келлан с мгновение колеблется, прежде чем присоединиться ко мне, и, хотя между нами около фута, расстояние быстро покрывается лужей воды, стекающей с моего насквозь промокшего шерстяного платья.
– Когда? – невесело произносит Келлан. – Когда было бы подходящее время рассказать ему нечто подобное?
Я пожимаю плечами и задумываюсь об этом. Когда именно? Когда мы впервые встретились на этом крыльце? Когда не было никакой причины полагать, что он вообще захочет знать или что ему не все равно? Следовало ли мне рассказать, когда я начала осознавать, что между нами пробежала искра, даже несмотря на то, что скорее всего это погасило бы любое потенциальное пламя? Следовало ли мне сообщить ему, когда между нами все стало более серьезно, и это известие причинило бы гораздо больше боли?
– Не знаю, – в итоге отвечаю я. – Я не знаю. Но уверена, что хуже, чем сейчас, не было бы.
– Наше первое и последнее Благорождение, – со вздохом говорит Келлан.
Сказать нечего, но тишина длится лишь четыре секунды, прежде чем из гостиной начинают просачиваться рассерженные голоса.
– …одержимый! – кричит Марсела. – Почему ты не мог просто замолчать? Почему ты вообще здесь?
– Меня пригласили!
– Нас пригласили, – поправляет Селестия.
– Кто приносит собственную еду на званый ужин? – вопрошает Марсела. – И кто моложе девяноста лет носит шубы?