Он выглядит удивленным.
– Это не развлечение. – Затем он бросает взгляд на кровать. – Хотя понимаю, что это можно понять неправильно.
Он не останавливает меня, когда я слезаю, отчего чувствую себя слегка обделенной. Словно это был мой шанс, и я упустила его. И если бы позже я попрыгала на кровати одна, то даже близко не было бы так весело, как при Кросби.
– Окей, – говорит он, наступая на кровать. – Я давал тебе шанс. Но если каркас сломается, виновата в этом будешь ты.
– Что ты…
Он начинает прыгать. Матрас скрипит, подушка подлетает, но ничего не ломается. А он все равно прыгает.
– Это ужасно весело, Нора! – он подражает девчачьему визгу.
– Заткнись и слезай.
– Поверить не могу, что ты пропускаешь все веселье!
– Прекрати.
– Один прыжок.
– Ты сломаешь что-нибудь.
– Кого волнует? Ты же платишь за это.
– Кросби… – Невозможно сохранять невозмутимое лицо. Может, это и начиналось как шутка, но, думаю, сейчас он действительно наслаждается процессом. И когда он протягивает руку, я принимаю ее и взбираюсь на кровать.
– Только один раз, – говорю я.
– Конечно, – соглашается он.
Я подпрыгиваю и каркас ломается.
Нижний левый угол опускается, и матрас соскальзывает к краю. Мы с Кросби падаем, трескаясь лбами и громко вскрикивая от удивления и страха. Когда мы наконец приземляемся, я наполовину свисаю с края кровати, и меня удерживает лишь большая рука Кросби, обхватившая мою талию. Его глаза широко распахнуты от шока, а затем он прищуривается и начинает хохотать. Я выползаю из его хватки, шлепаюсь на пол и тоже смеюсь.
– Блин, – задыхается он. – Нора, мне так жаль.
– Вот, что случается, когда люди веселятся! – говорю я, назидательно поднимая указательный палец. – Больше никогда.
Он шлепает меня по руке.
– Это твоя вина, – говорит он. – Знаю, я не должен говорить этого женщине, но думаю, ты слишком тяжелая. Из-за твоего веса кровать сломалась.
Я вешу сорок пять килограмм, и, как нравилось говорить Марселе, весь мой вес был в моей груди. Я знаю, что нетолстая, и Кросби знает это, поэтому не злюсь по-настоящему, когда подхватываю упавшую подушку и бью его ей.
– Прости, – он смеется и откатывается, его лицо красное. – Я должен был сказать, что у тебя «широкая кость»?
– Иди к черту, Кросби. Отремонтируй мою кровать. – Я чувствую возбуждение и радость, несмотря на бардак. Несмотря на тот факт, что дерево разлетелось на щепки и вряд ли его можно починить.
Он соскальзывает по накренившемуся матрасу и присоединяется ко мне на полу, чтобы обследовать повреждение:
– Мне нужно идти.
– Кросби Лукас.
– Пока, Нора. Береги себя. – Он встает, но на самом деле никуда не уходит, а пялится на сломанную кровать.
Я тоже встаю.
– Заводской брак? – предлагаю я.
– Определенно.
– Полагаю, теперь ее нужно разобрать.
Он смотрит на часы:
– Вау. Уже пора?
Я слегка улыбаюсь.
– Спасибо, Кросби.
– За то, что сломал твою кровать? Нет проблем. Где угодно, когда угодно.
Я смеюсь.
– За первую часть. Это… ничего страшного.
– Я помогу тебе снова упаковать и отвезти ее в магазин. Ты не должна ждать доставку. Мы можем сделать это сегодня.
– Уверена, у тебя есть занятия и получше.
– Есть, но я стараюсь быть джентльменом.
– У тебя получается.
– У кого что получается?
Мы разворачиваемся и видим Келлана – он стоит в дверном проеме, скрестив руки и удивленно подняв одну темную бровь. Предполагаю, что сломанная кровать, разбросанные подушки, постельные принадлежности и сброшенная рубашка Кросби могут навести на мысль, что кто-то на чем-то попался, но… это не так. К сожалению.
– Я купила кровать с дефектным каркасом, – говорю я, указывая на искореженный угол.
– Оу. – Он хмурится и заходит в комнату, чтобы разглядеть получше. – Что ты делала, чтобы сломать кровать?
Так тяжело сохранить невозмутимое лицо.
– Прыгала на ней.
– Ты прыгала на своей кровати?
Кросби кашляет в сгиб руки, стараясь замаскировать смех.
– Да.
– Я удивлен, Нора. Это непохоже на тебя.
– Я подумала, что это должно быть весело.
– Ну, они могут не возместить тебе ущерб, если узнают, что ты прыгала на ней. Это безответственно.
Кросби снова кашляет и вылетает из комнаты. Через мгновение мы слышим, как включается вода на кухне, и я представляю, как он заглушает шумом свой смех.