Ее брови взлетают вверх, когда она понимает, к чему я клоню.
– Нет… – начинает она.
– Нэйт! – окликаю я. – Ужин с индейкой у меня дома. Вы с Селестией приглашены.
Он как раз полирует серебро, и я вижу, как изгибаются уголки его губ.
– Ни за что это не пропущу, – отвечает он.
Я широко улыбаюсь Марселе.
– Дело решенное. – Я максимально стараюсь притвориться, что меня не пугает ее убийственный взгляд. – Ты обслужишь их? Моя смена закончилась.
Она бежит за мной на кухню, когда я надеваю куртку.
– Зачем ты это сделала? – вопрошает она. – Пытаешься стать королевой ужасных ужинов?
– Может, я пытаюсь повзрослеть, – отчеканиваю я, меняя балетки на резиновые сапоги. Погода, наконец, потеплела на пару градусов, снег быстро превращается в слякоть, лужи и мокрую траву. – Если через три недели ты на пару часов не сможешь сымитировать отношения с Келланом, то почему бы просто не отказаться от них?
– Это не липовые отношения!
– Невероятно липовые. Если бы это он встречался с Селестией, ты бы и глазом не повела.
Она гримасничает.
– Он никогда бы не встречался с ней.
– Да, потому что запомнил ее имя.
– Что?
Я качаю головой.
– Не обращай внимания. Делай заметки, пока будешь в Мехико, ведь скоро тебе придется начинять индейку.
Она закатывает глаза и фыркает, когда я ухожу, направляясь к Кросби, ждущему у входа, и прощаюсь с Нэйтом. Утренний дождь утих, хотя облака по-прежнему серые и тяжелые, отчего кажется, что сейчас не три часа дня, а гораздо позднее.
– Готов к завтрашней лабораторной по химии? – спрашиваю Кросби, переступая через особенно большую лужу. Он пришел ко мне прямо после занятий, так что без машины.
– Надо будет поработать над ней еще пару часов.
– Серьезно? Так много?
Он пожимает плечами.
– Хочу сделать ее хорошо. – Он занимался в «Бинс» последние три часа, пока я работала, заставляя Нэйта, Марселу и меня опрашивать его по каждому просмотренному им разделу.
– Ты справишься, – заверяю его. – У меня такое чувство, что теперь даже я знаю все о делении клеток.
– Да, – говорит он, поддевая меня локтем. – Но ты – ботан.
– Уж лучше это, чем быть девушкой, которая лишилась стипендии и вынуждена была вернуться домой, чтобы работать на бензоколонке всю оставшуюся жизнь.
– Быть не может, чтобы ты была так плоха.
– Было не очень хорошо.
– Расскажи.
Я шумно выдыхаю.
– Ну это с какой стороны посмотреть. У меня все было нерадужно. – Вспоминаю тот момент, когда мои оголенные коленки освещает свет фонарика, в то время как я голая присела за баком с компостом. Момент нестерпимого стыда, когда я подняла глаза на обнаружившего меня полицейского.
– Что плохого? – напирает он. – Получила В-? Потому что я могу получить эту оценку в любой момент.
– Ха, – хмыкаю я. – О В- можно было мечтать. Я пропустила много занятий, очень много пила, делала дурацкие вещи.
– Да? – он выглядит заинтригованным. – Например?
Пытаюсь скрыть свое передергивание. Мы ходили на одни и те же вечеринки.
– Просто… – Я не хочу говорить о студенческих вечеринках. Не хочу говорить о совершенных там ошибках, об одной в частности. – Меня арестовали, – брякаю я. Если у меня будет виноватый голос, он решит, что это из-за того, что я стыжусь ареста – и это правда. Но делаю я это с единственной целью отвлечь его от истинной причины моего чувства вины.
Кросби замирает как вкопанный.
– Повтори?
Я потираю рукавицей подбородок.
– Ты меня слышал.
– Нору Кинкейд арестовывали? За что? Подожди. – Он вскидывает руку, когда я начинаю отвечать. – Дай угадаю. Хм. Воровство в магазине?
– Нет.
Мы продолжаем путь, а он задумывается.
– Вандализм?
– Нет.
– Похищение собаки?
– Ты правда обо мне такого мнения?
– Сказать по правде, Нора, мне плевать, что ты сделала, я завожусь от одной мысли о тебе в оранжевом комбинезоне.
Я неволей смеюсь.
– Замолкни.
– Ладно. Что ты сделала?
Я вздыхаю и поднимаю два пальца.
Он ахает.
– Тебе арестовывали дважды?
– Один раз. Два обвинения.
Он закрывает лицо ладонями.
– Нора! – он буквально визжит от радости.
– Не говори Келлану, – сурово говорю я. – Никому не рассказывай.
– А кто знает?
– Мои родители. Декан. Офицер пробации, который мониторил мои общественные работы.
– Становится все интереснее.
– Однажды ночью в мае… – я стараюсь не рассмеяться, глядя на энтузиазм Кросби. Сколько бы ни проигрывала в голове ту страшную ночь, я ни разу не считала ее забавной. Но полагаю сейчас я могу посмотреть на нее с его позиции. Я прочищаю горло.