Марсела скрещивает на груди руки, обидевшись.
– Из-за меня? Я любезна с ней!
– Никто никогда и ни за что не скажет, что ты «любезная» с Селестией, – отвечает он. – Едва сдерживаемое кипящее негодование – будет более точным определением.
– Она носит мех круглый год! Это подозрительно.
– Или, может… – Он аккуратно переливает напиток в стаканчик «на вынос». – Может, она хочет носить мех, поэтому просто его носит.
– В этом даже нет смысла.
Нэйт ничего не отвечает, проходит через вращающиеся двери в кухню, подняв руку в прощальном жесте.
Марсела разворачивается ко мне.
– Он все слышал.
– О чем ты?
– «Она просто его носит?» Это явно шпилька в мой адрес, ведь я не «ношу мех»!
– Тебе не кажется, что ты слегка преувеличиваешь, совсем чуть-чуть?
Центральная дверь распахивается и в зал вплывает та же группа моделей из каталога, которая зачастила в кофейню с тех пор, как Кросби стал проводить тут время. На них восхитительные полупальто пастельных тонов и крошечные шапочки с помпонами, а их мудреные заказы на напитки вгонят в краску даже Селестию. Уже и Марсела ворчит, приступая к работе.
– Здесь что-то тихо, – отмечает одна из девушек. У нее невероятно прямые волосы платинового цвета, которые буквально мерцают на фоне лимонно-желтого пальто.
– Спокойный день, – соглашаюсь я, передавая ей полусладкий молочный мокко с миндалем.
– Где Кросби?
Я отдаю ей сдачу, и она бросает доллар в банку с чаевыми.
– Не знаю.
– Хммм. – С мгновение она изучает меня, затем возвращается к своим подругам за столиком в углу.
– Что это было? – Марсела спрашивает себе под нос.
– Такое бывает, – отвечаю я, стараясь не звучать обеспокоенной.
– Что бывает?
– Люди. Даже после того как мы стали встречаться с Кросби в открытую, похоже, люди наблюдают за нами, сплетничают и все такое.
– А декан знает?
– У нас встреча на следующей неделе. Если у меня хорошие оценки и ни за что не арестовали, то проблем возникнуть не должно.
– Верно. До тех пор, пока он не продемонстрирует тебе фотографию твоего имени на стене в туалете здания Союза Студентов и не спросит, какую часть бесед о сексе ты не поняла.
У меня замирает сердце.
– Ты о чем? Мое имя…
– Эй, – она вскидывает руки, сдаваясь. – Это была шутка. Прости.
Я делаю глубокий вдох.
– Это неважно, – говорю я твердо. – Потому что это другое. У нас по-другому. Я не «Кросбаба».
Она гладит меня по предплечью.
– Я знаю.
Но мое отрицание звучит неубедительно даже для меня, и слова все еще крутятся в моей голове, когда в восемь часов мы закрываем кофейню и я обещаю себе, что покачу прямо домой, хотя и выбираю маршрут, который через полчаса приведет меня к зданию Союза Студентов.
Пристегнув свой велосипед, я быстрой походкой пересекаю практически пустой вестибюль, стараясь вести себя непринужденно. Пока поднимаюсь на лифте, пульс стучит у меня в висках, и я думаю только о том, что увижу свое имя в списке, чем по дурости гордилась бы в прошлом году и что ужасает меня сейчас. Потому что мое заявление было правдой: я изменилась. У нас по-другому.
Толкнув дверь в туалет и никого там не обнаружив, я шмыгаю прямо в кабинку, в которой отслеживаются списки команды. Мои пламенные молитвы о том, чтобы стену закрасили, не были услышаны и стена предстает в том виде, какой я ее помню.
Я выдыхаю и через силу пробегаю взглядом по именам в списке Кросби, пока не дохожу до самого конца. Никакой Норы Кинкейд.
Затем я пересматриваю еще раз.
Может, моего имени там и нет, но в мое последнее посещение список Кросби насчитывал двадцать пять имен. А теперь в нем двадцать восемь. И все они совпадают с датами их недельной групповой поездки.
Я отшатываюсь, шокировано глядя на список. Часть меня считает, что он не мог бы такого сделать, а другая часть полагает, что определенно сделал бы. Особенно после моего эмоционального взрыва за два дня до его отъезда. Я мысленно возвращаюсь к ночи, когда он приехал и показал мне тот «фокус» – было ли это извинением?
У меня начинает дрожать нижняя губа, и я стараюсь сдержать слезы. «Он бы этого не сделал», говорю я себе, выбегая из туалета и несясь вниз по лестнице, слишком разгневанная и сбитая с толку, чтобы дожидаться лифта. Я вспоминаю его реакцию в тот вечер, когда он пришел и увидел, как мы с Келланом садимся ужинать – он бы не сделал ничего такого, чтобы я чувствовала себя подобным образом. Не сделал. Мы не влюблены, но и не чужие друг другу.