— Вовсе нет. Но в любом случае это не парк, и кроме змей и скорпионов, здесь есть арабы-рабочие. — Он оглядел ее мальчишескую фигурку с головы до ног. — Вы слишком миниатюрны для них, это верно, они предпочитают женщин в теле, но все равно вы — женщина, а я не могу быть одновременно в десяти местах.
— Уверен, что стараетесь, — колко заметила она, — и все-таки, что вас заставляет думать, что я останусь в ДарЭрль-Амре?
— Конечно, останетесь.
— Из-за того, что могу бесплатно есть и спать, не говоря о многом другом, не так ли?
— Остра, как бритва, да? — Снова в его глазах появился этот загадочный блеск. Он наклонился к бюро и взял оттуда резную деревянную фигурку индейца в позе изготовившегося стрелка. Большим пальцем он провел по дереву, уже и без того отполированному многочисленными прикосновениями. — Возможно, вы и подумывали о том, чтобы уехать, но теперь, вдохнув воздух пустыни, это будет трудно. Есть люди, которых влечет дикая природа, а есть и такие, которые навсегда остаются привороженными такими местами, как Париж.
— Так вам кажется, что меня больше привлекает дикая природа? — Ее так взволновала эта мысль, что она забыла о том, как крепко сжимали железные пальцы ее запястье некоторое время тому назад, как испугалась она, как зловеще в тени пальм сверкнул бриллиант на кольце.
— Время покажет, — растягивая слова, произнес он. В этот момент в комнате появился слуга, молодой человек в джелобии note 7 и маленькой красной тюбетейке. Он поднес Рослин запотевший бокал с розовым абри. Подняв глаза, она очень удивилась — на нее смотрели раскосые голубые глаза.
— Эль-Румх не часто завтракает дома, — сообщил ей Дауд. — Я готовлю черный кофе во фляжке и немного фиников с собой, когда он с утра отправляется на плантации.
— Я уверена, что Эль-Румх предпочитает именно эту еду, — с серьезным видом произнесла Рослин, одновременно бросив взгляд на хозяина слуги.
— Я готовлю кебаб из печени с помидорами и луком.
— Он потянул воздух вздернутым носом. — Здорово пахнет, не правда ли?
— Я предпочитаю абри прежде, чем растает лед, — и он быстро подхватил с подноса стакан. — А теперь давай-ка поторопись на кухню, прежде чем твои кебабы не превратились в угли.
Дауд тотчас же отправился на кухню. Его улыбка неожиданно обнаружила на смуглом лице какие-то черточки европейца.
— Он — бербер, — как бы отвечая на вопросительный взгляд Рослин, заметил Дуэйн. — Арабы и они — совершенно разные народы.
— Но вы. так же как и арабы, придерживаетесь точки зрения, что серым глазам нельзя доверять, — холодный как лед напиток имел чудесный пряный вкус.
— Серые глаза безучастны. — Он смотрел на нее поверх ободка бокала, и взгляд этот, казалось, пронизывал ее насквозь. — В серых глазах есть какая-то тайна. Может быть, потому, что они отражают свет и тень, как глубокое озеро.
— Я должна поехать посмотреть озеро Темсина, — быстро сказала Рослин, и щеки у нее зарделись. — Почему слуга называет вас Эль-Румх?
Он равнодушно пожал плечами. — Так зовут меня в этих местах.
— Что означает это имя?
— Будь я проклят, если расскажу вам. — Он засмеялся отрывисто и отставил пустой стакан. — Вы женщины любопытны, как лошади.
— Как лестно.
— Я никогда не льщу. — Его рот перекосился. — Лесть делает женщин притворно застенчивыми, и мне это не нравится.
— Я думаю, что вам многое в женщинах не нравится, — осмелилась заметить Рослин.
— Как и в лошадях, в женщинах мне нравится характер.
— Женщины на втором месте, как я посмотрю.
— А почему бы и нет? — Он был тверд и непреклонен. — Женщины гораздо чаще бывают менее верны, чем лошади, и хотя и те, и другие любят сахар, но лошадь не способна сделать из мужчины идиота.
— Насколько я вас понимаю, господин Хантер, таким образом вы определяете мужчину, который любит?
— Понимайте это, как хотите, мисс Брант. Любовь — это игра для дураков, и если бы в эти сети не угодил Арманд, то он бы вернулся домой намного раньше и скорее всего был бы сейчас жив.
От боли у нее свело лицо.
— Арабы говорят «Иншаалла». А разве вы не верите в судьбу?
— Ну, если согласиться с тем, что все наши жизни уже давно расписаны, тогда этот мир — лишь кукольный театр, а мы — марионетки, которых дергают за веревочку. Мне это не нравится. Я хочу быть хозяином своей судьбы.
— Вы намереваетесь сравнять горы с землей? — На ее лице застыла полуулыбка. — Вы высокомерный человек, господин Хантер, и довольно страшный.
— Для утлого суденышка у вас большие паруса, мисс Брант. — Он уже стоял рядом с диваном и, улыбаясь, протягивал ей руку, чтобы помочь подняться.
— Я думала, что вы никогда не льстите женщинам. — Поднявшись с дивана и стоя напротив, ей пришлось немного запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него, крепкого, высокого, загорелого.
— Я и не делаю этого, — язвительно ответил он. — А детей не стоит принимать в расчет, а вы, в своих брючках, свернувшись на шкурах, ужасно напоминаете мне ребенка.
— А вы соответствуете своей фамилии, — жестом указала на шкуры Рослин. — Нескольких животных, по крайней мере, сразила ваша меткость.
— Ягуара и леопарда убил я, — согласился он с усмешкой. — Они оба — хищники, и сами убивают ради того, чтобы убить. А что касается оцелота, то это подарок вождя племени Дживаро. Хранит ли ваша память сведения об этом племени и их основном занятии?
Каким же он мог быть саркастичным! У нее руки чесались дать ему по физиономии, но она отвернулась и зашагала прочь. Потом остановилась в арочном проходе, откуда хорошо был виден сад.
— Ваша голова могла бы быть достойным трофеем, — кинула она через плечо. — Не понимаю, почему Дживаро до этого не додумались.
Он рассмеялся у нее за спиной. Рослин быстро вышла во дворик, где на чугунном дворике Дауд собирал завтрак.
Он улыбнулся ей загадочно, а она как-то совсем рассеянно ответила ему. Она совсем не хотела завтракать вместе с Дуэйном Хантером в его внутреннем дворике. Он ей абсолютно не нравился. Когда Дауд скрылся в доме, она подлетела к Дуэйну и застала его стоящим у пальмы. Он громко смеялся и срывал листья с бугенвилии.
— Вы так уверены в себе, — начала она с обвинения. — Вы защищены от уколов и боли, которые испытывают большинство людей.
— Я защищен от уколов и боли? — Он удивленно поднял брови. — Вы уверены в том, что у меня иммунитет от этого?
— Да, вначале именно так я и думала. — Она сорвала несколько цветков со вьюна и затем безжалостно добавила. — Я была очень удивлена, услышав о том, что все-таки нашелся человек, пробивший брешь в вашей броне, и насколько я это поняла, эта честь принадлежит женщине.
Во дворике повисла тишина, которую через секунду пронзил вопль Рослин, когда Дуэйн схватил ее за плечи.
— Кто вам сказал об этом? — От его взгляда у нее мурашки побежали по спине. — Вы узнали это от Нанетт?
— Нет… н-нет…
— Тогда, от кого же? — Он продолжал трясти ее, — Ну, давайте же, говорите.
— Вчера вечером я слышала, как вы говорили об этом Изабелле. — Рослин вдруг стало по-настоящему страшно, у него была железная хватка, а зеленые глаза метали молнии.
— Пустите меня, мне больно!
Но бороться с ним было еще больнее. — Неужели же никто и никогда не учил вас уважать частную жизнь других людей?
— Вам следует говорить потише с Изабеллой, когда вы прощаетесь прямо под моими окнами. — Рослин отступала. — Я вовсе не желаю подслушивать секреты, которые вы ей доверяете. Мне совершенно неинтересно, и вообще, это не мое дело, что какая-то женщина превратила вас в камень и сделала таким циничным.
И опять между ними повисла зловещая тишина: слышно было только, как жужжат цикады цикады и журчит вода, давая напиться деревьям. Сердце Рослин бешено колотилось, и, хотя ни один мускул на лице Дуэйна не шевелился, ей все удалось заметить, что какое-то мгновение назад он вздрогнул от боли.