— Если вам очень хочется получше узнать пустыню, осмелюсь заметить, что вы можете уговорить Тристана сопровождать вас. — Он посмотрел на нее, опустив взгляд, и так случилось, что их взгляды встретились. В зеленоватой тени пальм в его взгляде мелькнуло нечто дьявольское, все, что было диким в пустыне, в его пустыне, казалось, отражалось в его глазах.
— А Тристану нравится пустыня? — спросила она. — Он кажется таким рафинированным.
— Несмотря на свои городские манеры, у Тристана иллюзий в отношении мест и людей гораздо больше, чем было у меня даже тогда, когда я был мальчишкой, — сухо последовал ответ. — В этом он похож на своего тезку, бретонского рыцаря — кавалер в поисках несчастной девицы.
— Любому ясно, что Тристан — добр. — Рослин пребывала в постоянном напряжении оттого, что рука Дуэйна почти обнимала ее, и она всем телом ощущала его стальные мышцы.
— Любому также ясно, что я — полная ему противоположность. — Казалось, что его смех касался ее шей, она ощущала тепло его дыхания, и вдруг что-то на дороге заставило коня встать на дыбы. Рослин буквально пригвоздило к Дуэйну и, хватаясь за поводья, он еще крепче прижал ее рукой. Затянув поводья, он заставил перейти лошадь на легкий галоп. Рука ослабла, он посмотрел на нее, заметив, как тяжело она дышит. — Простите, я, верно, сделал вам больно.
Она покачала головой, и, хотя он уже больше не касался ее, она продолжала ощущать крепость его тела.
Постепенно тень начала из зеленоватой превращаться в золотистую, и через несколько минут они уже подъезжали к желтовато-коричневым стенам Дар-Эрль-Амры. Рослин почувствовала облегчение. Ей уже нетерпелось поскорее избавиться от Дуэйна Хантера.
— Я оставлю вас здесь, — сказал он, и конь остановился почти у самого входа. Дуэйн соскочил с седла и подал ей руку.
— Спасибо, что пришли мне на помощь, что накормили, — подняв на него свои серые прозрачные глаза, сказала Рослин. Здесь, в тени, ее лицо напоминало лицо молодой ведьмы.
— Это произошло чисто случайно, что мы с собакой оказались там, — уголки рта тронула беспечная и язвительная усмешка. — Судьба — так говорят в этом краю саранчи и меда.
— А вы не верите в судьбу, — как бы напомнила ему Рослин.
— Я не создан, чтобы принимать, я хочу брать. А вы, юная Рослин, насколько вы женщина, чтобы понять, что в этом состоит основное различие двух полов?
Брови вытянулись в одну жесткую линию, кожа на лице натянулась, очертив скулы. Глаза были цвета пальмовых листьев, остроконечных как пики, пронзающих наполненный солнцем воздух.
— Я знаю, что каждый раз при встрече нас ждет борьба, — сказала она. — Вы меня предупредили.
— Мужчины и женщины постоянно находятся в состоянии битвы, а предмет не важен. — Даже в объятиях друг друга они лишь черпают силы для нового сражения.
— Как же вы цинично смотрите на жизнь, — упрекнула его Рослин.
— Ну, я не законченный циник. Секс — одна из фундаментальных истин, и совсем немногие способны на это взглянуть прямо. Вместо этого они рядят секс в романтические одежды, покрывают его вуалями иллюзий, пряча под маской мечты основной природный инстинкт. Лучше видеть вещи в их истинном свете, мисс Брант. А мечты — для тех, кто хочет, чтобы им было больно.
С этими словами он повернулся и вскочил в седло. Он помахал ей на прощанье и развернул лошадь, слившись с ней воедино, их контур был ясно виден на фоне деревьев. И всадника, и лошадь наполняла такая сила, что Рослин невольно отпрянула назад, к кусту, с которого на ее обнаженные руки и плечи посыпались пряные лепестки. Дуэйн направил лошадь, и очень скоро их силуэт исчез среди деревьев, а топот копыт сменился тишиной.
Когда Рослин вошла в ворота Дар-Эрль-Амры, раб у ворот позвонил в колокол. Стены, окружавшие поместье, были высокие, они надежно охраняли крепость, в которой ей предстояло оставаться до тех пор, пока ее болезнь не отступит.
Спящую красавицу пробудил от сна поцелуй, подумала она. Вздохнув, Рослин присела под плакучим деревом в середине внутреннего дворика и стала наблюдать, как, переливаясь в лучах солнца, поднимались вверх струи фонтана. Кто бы ни была она до катастрофы, ясно было одно — природа вызывала в ней самые глубокие переживания. С людьми ей было гораздо сложнее.
«…Книги в бегущих ручьях, и хороша во всем». Она откуда-то помнила эти строки, но, так как ее память была чрезвычайно избирательной, она не могла рассказать Нанетт, как счастливы они, должно быть, были с Армандом, любила ли она его.
Любовь — тихая радость, которая растет в глубине, лавина, сметающая дамбы, загадка, дикое желание — все это оставляет свои отметины, раны на сердце, подчас такие глубокие, что их невозможно забыть.
А она тем не менее забыла, что же это за чувство — любовь, и потому теперь она должна была сомневаться, испытывала ли она ее когда-то в полной мере? Она дрожала под горячим солнцем пустыни, зная, как почти безнадежно она жаждет узнать правду, скрытую где-то в тайниках мозга, потому что ключ был утерян. Ей невыносима была даже мысль о том, что она могла бы обмануть мужчину… но в то же время, когда Дуэйн Хантер говорил ей об обмане, она ощущала странное чувство вины, как будто бы подсознательно ей было известно, что у него были причины ей не доверять!
Нет, только не это! Она вскочила и побежала прочь отсвоих мыслей, к уюту дома, к Тристану и его музыке.
В последующие несколько дней Рослин больше не предпринимала вылазок в пальмовый лес, где неожиданно она могла повстречаться с Дуэйном.
За завтраком вместе с Тристаном они ели холодную дыню, горячие булочки и пили кофе. Им было легко общаться, и они быстро стали друзьями к несколько притворному удивлению Изабеллы.
Изабелле также предложили оставаться в Дар-ЭрльАмре столько, сколько она пожелает. И так как в данный момент у нее не было никаких оперных ангажементов, она с радостью приняла приглашение.
Тристан рассказал Рослин, что они познакомились, когда Изабелла пела в его опере «Ар Мор» по мотивам бретонской легенды. Это была его первая опера, которая принесла ему большой успех на сцене.
— Я думаю, что единственное, что нужно этой женщине от моего Тристана, так это его арии, — однажды утром сказала Нанетт Рослин, когда по дому разливался чарующий голос Изабеллы. — В какой-то мере я рада. Я бы не хотела, чтобы мой внук терял время с женщиной, которая бы ему не подходила или плохо с ним обращалась.
Рослин в это время рассматривала альбом с фотографиями времен Нанетт на сцене. Она не думала, что Тристан был влюблен, но его бабушка, видимо, думала именно так, иначе бы она не завела этот разговор.
— Она очень привлекательна, — просто заметила Рослин. — Контраст черных волос и золотистой кожи неотразим.
— Она привлекает Тристана, дитя мое, — просматривая счета по хозяйству, говорила Нанетт, — но ты, должно быть, заметила, что она положила глаз на пустынного дикаря?
— А вы не боитесь, если он попадется в ее сети? — улыбнулась в ответ Рослин, рассматривая фотографию Нанетт в треуголке, украшенной перьями.
— Конечно, не боюсь, — рассмеялась Нанетт весело и задорно. — Дуэйн сумеет постоять за себя в любой ситуации, а вот Тристан — идеалист, он очень чувствителен. Он может решить, что Изабелла по натуре также мила, как и ее голос, Дуэйн же слишком практичен, чтобы позволить себя одурачить. Даже если женщине удастся привести его к алтарю, в дальнейшем править балом будет он. Я знаю. Я была женой его деда.
— Но он такой циник по отношению к женщинам. — Рослин широко раскрытыми глазами смотрела на Нанетт. — Вы действительно думаете, что он может жениться на Изабелле?
— Несмотря на свой цинизм в отношении женщин, а значит и брака, ему придется, как впрочем и всем мужчинам, быть реалистом. — Нанетт пристально смотрела на Рослин поверх очков. — Дуэйн мужчина, которому нужна женщина, которую он будет любить и знать, что он ей нужен.
— А как же карьера Изабеллы? — спросила Рослин. — Неужели вы полагаете, что она предпочтет отказаться от обожания публики и поселиться в пустыне? Я уверена, ваш внук никогда не будет жить в городе.
— Занятная идея, не правда ли? — посмеиваясь, Нанетт отложила в сторону ручку. — Дуэйн в городе — все равно, что лев в клетке. Его дед был точно таким же, поэтому я бросила сцену и приехала жить сюда в Дар-Эрль-Амру. А я, знаешь, была намного знаменитей, чем Изабелла. Это было время галантных и остроумных кавалеров, вина и вечеринок, а я все это просто обожала. Шикарные наряды, шампанское, красивые молодые люди, флирт, танцы — Париж был у моих ног! Но когда в моей жизни появился Арманд, я нисколько не сопротивлялась. Это был тип мужчины, от которого невозможно было дождаться уступок.