Глава третья
Рослин в напряжении застыла у парапета, подобно загнанному зверьку, а над ней в полутьме нагнулся Дуэйн Хантер.
— Почему… Вы назвали меня Джульет! — К ней вернулся голос.
— Не мог удержаться, — в своей медлительной манере произнес Дуэйн. — Та сцена на балконе, а, да вы все равно не вспомните. Я постоянно забываю, что вы потеряли память.
— Это жестоко, господин Хантер. — Рослин вцепилась в зубчатый парапет. — Но если вашему семейству необходим инквизитор, чтобы проверить, не притворяюсь ли я, то я понимаю, почему они выбрали именно вас.
Сощурив глаза, он улыбнулся, а Рослин показалось, что тени вокруг зловеще сгущались.
— Почему вы подпрыгнули, когда я вас назвал Джульет? — проскрежетал он.
— Да потому что это было, как выстрел в темноте, господин Хантер. — Она открыто приняла его вызов. — С того момента, как мы впервые увидели друг друга, вы невзлюбили меня. Вы считаете, что я простушка, и ваш красавец брат никогда бы не смог мной увлечься. Но, знаете, любовь — забавная штука…
— Самая злая шутка, направленная против человечества, — согласился он сухо.
— И я думаю, что вы полагаете, что защитившись цинизмом, можно избежать стрел Купидона? — Абсолютно непостижимо, но она вдруг осознала, что получает от их разговора огромное удовольствие. Несмотря на то, что катастрофа лишила ее памяти, она не затронула ее остроумия.
Дуэйн Хантер спиной прислонился к парапету, и Рослин почувствовала укол его глаз.
— Как справедливо заметила Изабелла, вы говорите сами за себя, моя сказочная фея, — его голос стал опасно нежным. — Остроумие есть признак ума в состоянии тревоги и настороженности, а не растерянности. Поэтому позвольте мне предупредить вас, Рослин Брант, что если вы задумали сыграть с нами в игру, то вам придется за это расплатиться, а это будет не слишком приятно. Нанетт добрая женщина с открытой душой, и я не допущу, чтобы какая-то девчонка водила ее за нос, тем более такая, как вы, которой предоставили стол и кров, не говоря уже о многом другом.
Рослин чувствовала себя так, как будто бы ей только что дали пощечину, и ей хотелось сделать то же самое. Но несмотря на то, что руки у нее чесались, достоинство не позволило ей уподобиться Дуэйну, и, резко повернувшись, она пошла прочь. Он тотчас же схватил ее крепко за руку выше локтя и развернул спиной к парапету. Он был совсем рядом, и одеждой они касались друг друга. Рослин ощутила его дыхание и почувствовала силу его хватки. Она смотрела на него дикими глазами и не видела в нем и капли жалости к себе.
— Почему вы не ударили меня, мисс «Невинные глазки»? — язвительно спросил он.
— Я не стану унижаться до борьбы с животным, — холодно ответила она.
В этот момент он еще крепче прижал ее к зубчатой стене. Сила его рук и неизвестность намерений заставили Рослин отпрянуть еще больше, и теперь она могла бы очень легко свалиться в проем стены. Он смотрел на нее сверху вниз, в дьявольской улыбке сверкали белые зубы.
— А у вас острый язычок, — зло усмехнулся Дуэйн.
— Ну, ничего, посмотрим, как вам удасться избежать неприятностей.
Она вынуждена была ударить его ногой по голени, забыв, что на ней были мягкие парчовые сандалии, а голень его была такой же крепкой, как и все его тело.
— Вы… Как вы смеете так со мной обращаться? — Дыхание перехватило, и она едва сдерживала гнев. Тут она почувствовала, что больно ударила палец на ноге.
— По-видимому, здесь не обошлось без влияния этой части дома, — наслаждаясь ее борьбой, сказал Дуэйн. — Ведь это — гаремная башня.
— Неужели?
Он отпустил ее, и, хотя она еще чувствовала раздражение, ей стало интересно. Она оглядела все вокруг, и по спине ее пробежал холодок. Тени прошлых интриг и насилия, вероятно, не спешили покидать это место, где воедино сплелись любовь и ненависть.
— В старых домах всегда живут призраки, — как бы между делом заметил Дуэйн. — В этом частично их очарование.
Рослин быстро посмотрела на него. Хотел ли он напугать ее?
— Я не боюсь призраков и привидений. И меньше всего здешних. Арманд провел тут большую часть своей жизни, и я…
Она не договорила и перевела взгляд на пустыню, это безбрежное море темно-янтарного цвета, с островком посередине, куда ее занесло после катастрофы, а человек, стоящий сейчас рядом, был готов вновь ввергнуть ее в пучину неизвестности…
— Вас пугает пустыня? — неожиданно задал ей вопрос Дуэйн.
— Если бы я ответила вам «Нет», то вы улыбнулись бы с циничным превосходством человека, знающего пустыню со всех сторон. Я очарована ею, господин Хантер, во всяком случае тем, что мне до сих пор довелось увидеть.
— Это вы верно заметили, — позволил он себе согласиться с ней. — После того, как я провел здесь четыре года, я не могу с уверенностью сказать, люблю ли я ее или ненавижу. Иногда мне кажется, что больше всего на свете мне нравится дикая необузданная пустыня, я люблю ее как норовистую лошадь или женщину.
— А у меня сложилось впечатление, что вы не очень-то жалуете женщин, господин Хантер.
— Бедуины говорят, что женщина состоит из грехов сатаны.
— Значит, как я полагаю, мужчины — сущие ангелы, так? — парировала она. — А вообще-то, — поймав блеск его кошачьих глаз, добавила она, — говорят, что холостяки — братья дьявола.
«Подходящее слово для этой башни ужасов и плеток», — подумала она.
— А что вы предпочитаете, джунгли или пустыню? — спросила она.
— Итак, я вижу, вас уже предупредили о том, что своей неотесанностью и дикостью я обязан джунглям?
— Мне рассказала о вас мадам Жерар. Но тогда я и не подозревала, что это было предупреждением.
— Теперь вы знаете меня лучше?
— Я знаю самое худшее, — ответила Рослин, проводя пальцем по ссадине на руке. — А какого рода плантации были у вас в джунглях?
— Розовое дерево, каучук, ананасы и кофе, — перечислил он.
— А вы отдаете предпочтение финиковым пальмам?
— В некоторой степени, да. Ведь это — владения Жераров, а я — тоже Жерар. Результаты моих усилий заметны по нашим карманам. Я воспринимаю как личную победу, когда нам удается собрать хороший урожай, или когда одна из моих идей приносит реальные плоды.
— Могу себе представить, что Дар-Эрль-Амра, место гораздо более привлекательное, чем плантации в джунглях, где время от времени льют проливные дожди.
Глаза Дуэйна опять сузились и стали похожи на кошачьи, и опять Рослин почувствовала беспокойство.
— Как же так, вам знакомы сведения из области географии, а о себе вы ничего не помните?
— Врач в больнице сказал, что это — одна из особенностей амнезии, — ей снова пришлось защищаться. — Я не играю никакую роль. господин Хантер. Моя голова абсолютно пуста, что касается моей личной жизни… а моя помолвка с вашим кузеном реальна для меня только благодаря вот этому кольцу.
Сквозь щелочки смотрели на нее по-кошачьи зеленовато-желтые глаза Дуэйна. Он подошел к увитой зеленью стене и сорвал нежный кремового цвета бутон. Оборвав лепестки, он обнажил его сердцевину. Все это время Рослин наблюдала за ним, и ей показалось, что в этом было нечто угрожающее. Затем он выбросил изуродованный цветок за парапет, взял ее под руку и сказал, что им пора спуститься вниз к ужину.
Ей было любопытно, всегда ли он приезжал сюда к ужину. Она чувствовала, как крепко сжимают руку его пальцы, как не проходит напряжение в теле. Она надеялась, что он не приезжает сюда каждый день. Она так хотела, чтобы ей не пришлось с ним встречаться чаще, чем это будет необходимо.
Столовая в Дар-Эрль-Амре была столь же необычна, как и его обитатели; все ели за маленькими столиками, рядом с которыми стояли низкие пуфики. Рослин оказалась рядом с мадам Жерар, очень элегантной в кружевном платье цвета слив. Изабелла сидела между двумя мужчинами.
Ее глаза были сильно накрашены, платье — в тон губ, цвета светло-розового вина. Она в равной степени одаривала сидящих рядом мужчин остроумием, язвительностью и смехом. Рослин не могла не отметить живости и грациозности ее жестов, движений головы. Приглушенный свет отражался в заколке из драгоценного металла, которая удерживала шиньон.