Но затем момент рушится, когда ее телефон вновь начинает трезвонить. Я замечаю, как на ее лице мелькает вспышка ярости. Она гневно щелкает пальцем по экрану и подносит телефон к уху.
— Я уже неоднократно говорила тебе прекратить названивать мне, — сердито рычит она в трубку. — Больше не смей.
Затем она нажимает «отбой» и убирает телефон в задний карман джинсов.
Она смотрит на меня, и мои брови приподнимаются.
— Прости, — говорит она виновато.
— Преследователь? — интересуюсь я.
— Как ты узнал?
— Ты, кажется, ты упоминала это в тот самый день, когда сбила меня.
Она смотрит на меня растерянно.
— Правда?
Я киваю ей, удивленный своей реакцией, что вообще запомнил это. Мне не кажется, что это что-то важное. Большая часть нашего общения с Эмили крутится вокруг того, желаю ли я говорить с ней или нет. Сегодня как раз такой день, когда я не хочу этого.
— Прости. Это мелочи. Просто... — она быстро вытаскивает телефон из кармана и полностью отключает. — Прости еще раз, мне следовало сделать это еще перед тем, как я пришла на работу. Этого больше не повторится.
Сейчас она выглядит усталой, сердитой и немного напуганной, и впервые в жизни я испытываю желание обнять и просто обеспечить женщине чувство комфорта и защиты.
И когда я понимаю, что это именно то, что я так желал сделать уже на протяжении всего этого времени, на меня обрушивается чувство леденящего унижения и стыда, словно кто-то выплеснул на меня ведро с холодной водой.
Я резко разворачиваюсь и направляюсь к двери.
— Ну что ж, ты будешь занята учетом еще пару дней.
***
Я сижу в своем потертом удобном кресле, наслаждаясь пивом. Я заслужил это. Я не только не вспоминал об Эмили три прошедших часа, но более того, закончил настенную скульптуру в виде железной плетеной эмблемы войск морской пехоты «Орел, Земной шар и Якорь». Линк попросил меня сделать это для него, чтобы повесить в своей квартире. Вообще он пытался заплатить мне за работу, но я сказал ему, что еще одно слово, и я надеру ему задницу. В конце концов, мы договорились, что он заплатит только за материалы для работы, и я сделаю ему эмблему. Как можно брать с него деньги, если он мой брат!
— Я закончила.
Я буквально подскакиваю в кресле, когда слышу ее голос. Я даже на некоторое время забыл, что она все еще тут. И мне нравилось это состояние, но сейчас она опять возникла в моих мыслях. Как ей удается после рабочих часов стоять передо мной и выглядеть настолько сексуально и сладко?
Но я не в настроении заводить разговоры, поэтому просто отвечаю:
— Хорошо. Увидимся в понедельник.
Но она совершенно не слушает меня. Она подходит к моему рабочему месту, чтобы посмотреть на эмблему «Орел, Земной шар и Якорь». Поглаживает рукой мою работу, и когда прикасается к маленькому шару, расположенному в центре скульптуры, он протяжно звенит. Думаю, если бы кто-то наподобие Лилы прикоснулся к моей работе, я бы, наверное, накричал и сказал, чтобы она к ней не прикасалась. Но легкие прикосновения Эмили к прохладному металлу вызывают лишь трепет.
— О боже, это очень красиво, Никс. Ты это сделал для кого-то, кто служил в войсках морской пехоты?
Я на некоторое время лишаюсь дара речи. Как узнала мисс Богачка об эмблеме войск морской пехоты?
— Я делаю это для брата.
— Линкольн служил? — говорит она ошеломленно, как ей и следовало.
— Нет, я служил.
Она переводит на меня изумленный взгляд,
— Серьезно? Когда?
— Я пошел служить, когда мне исполнилось восемнадцать, и закончил два года назад, когда мне исполнилось двадцать четыре.
Я наблюдаю, как она облокачивается на мой рабочий стол и скрещивает руки чуть пониже груди, из-за чего ее грудь идеально приподнимается вверх. В моей голове проносится миллион развратных мыслей, но я продолжаю бороться с ними, заталкивая подальше. Между нами ничего не должно произойти, мы не должны пересекать черту.
Кроме того, Эмили хорошая девочка, а мне такие не по душе.
— Ты служил в Афганистане?
— Да.
Она ждет, что я что-нибудь ей расскажу, но я упорно продолжаю хранить молчание. Я не собираюсь рассказывать о времени, что провел там. Она ждет, но я продолжаю молчать и по выражению ее глаз, понимаю, что она не собирается меня подталкивать к откровенному разговору.
— Спасибо, что служил на благо нашей страны. Я бы тоже хотела быть такой же смелой и отважной, как ты, чтобы суметь сделать что-то подобное.
Я снова поставлен в тупик. Она всегда говорит то, что ошеломляет меня, своими идеальными губами, созданными для поцелуев. И она не делает этого с какой-то целью. Это выходит у нее с естественной искренностью.