Символический знак этой служительницы выглядел совершенно особенным, хотя похожие татуировки имелись и у других людей, включая Мартону, Джохаррана и Вилломара. Она не знала, имеет ли каждый знак какой-то особый смысл, но после объяснений Зеландони решила, что имеет.
— У Мамута был особый знак на щеке, — сказала Эйла, касаясь соответствующего места на своей щеке. — Как и у всех остальных мамутов. У некоторых были еще другие знаки. Мне тоже, возможно, нарисовали бы какой-то знак, если бы я осталась с ними. Вскоре после удочерения Мамут начал обучать меня, но мы ушли, и он не успел передать мне все знания, поэтому мне не полагалось никакой татуировки.
— Но разве тебя удочерила не жена вождя?
— Я считала, что Неззи хочет удочерить меня, и она действительно хотела, но во время ритуала Удочерения Мамут назвал очаг Мамонта, а не Львиный очаг. Он сам удочерил меня.
— А Мамут принадлежал к очагу Служителей Матери? — уточнила Зеландони, чтобы убедиться, что Эйла проходила обучение, чтобы стать служительницей.
— Да, как и ты. В очаге Мамонта живут служители Матери. Много людей приходят в очаг Мамонта или считают себя избранными. Мамут говорил, что я рождена для этого. — Она слегка покраснела и отвела глаза, ей было неловко говорить о своих дарованиях, которых она не заслужила. Но тут она вспомнила Изу и то, как старательно эта женщина воспитывала ее, пытаясь сделать достойной женщиной Клана.
— Я думаю, ваш Мамут был мудрым человеком, — сказала Зеландони. — Но ты говорила, что научилась целительству у женщины из вырастившего тебя племени Клана. Разве они ничего не делают, чтобы отмстить своих целителей, чтобы наделить их определенным и узнаваемым статусом?
— Мне вручили черный камешек, особый знак, который я храню в моем амулете с тех пор, как меня посвятили в целительницы Клана, — сказала Эйла. — Но они не делают никаких знаков на лицах знахарок, татуировки имеют только тотемы, и их рисуют во время ритуала Посвящения мальчика в мужчину.
— А как же тогда люди узнают, кого им позвать на помощь в случае болезни?
Эйла не задумывалась об этом раньше. Поразмышляв немного, она сказала:
— Знахаркам не обязательно быть помеченными. Их все знают. Любая знахарка обладает особым статусом. Ее всегда узнают по ее положению. Иза считалась в Клане женщиной самого высокого статуса, даже жена Брана, вождя, была ниже ее по положению.
Зеландони озадаченно покачала головой. Эйла, очевидно, считала, что все объяснила, но жрица ничего не поняла.
— Я уверена, что так оно и есть, но как же люди узнавали об этом?
— По ее положению, — повторила Эйла и решила уточнить: — По тому месту, которое она занимает, когда племя идет в поход, по ее месту во время трапезы, по знакам, которые она использует, когда… обращается к кому-то, и по тому, как обращаются к ней.
— По-моему, это не слишком удобно. Разве не обременительно использовать для этого какие-то положения и знаки?
— Для них совсем не обременительно. Таким способом люди Клана разговаривают, Они используют знаковый язык. Они не говорят словами, как мы, — сказала Эйла.
— Но почему? — поинтересовалась Мартона.
— Не могут. Они не способны произносить так много звуков, как мы. Они произносят звуки, но мало. Они общаются с помощью рук и положений тела, — попыталась объяснить Эйла.
Джондалар увидел, как растет изумление его матери и родственников и как Эйла все больше смущается. Он решил, что настало время внести ясность.
— Эйлу воспитали плоскоголовые, мама, — сказал он. На мгновение все словно оцепенели.
— Плоскоголовые? Но плоскоголовые — животные! — воскликнул Джохарран.
— Нет, они люди, — возразил Джондалар.
— Да нет же, ничего подобного, — вмешалась Фолара. — Они же не умеют разговаривать!
— Нет, умеют, только они разговаривают не так, как мы, — сказал Джондалар. — Я даже научился немного говорить на их языке, но, разумеется, Эйла умеет гораздо лучше. Когда она сказала, что я научил ее говорить, то выразилась совершенно точно. — Его взгляд скользнул по лицу Зеландони; он подметил, что она обратила внимание на странное произношение Эйлы. — Она забыла свой родной язык, на котором разговаривала в детстве, и умела говорить только на языке Клана. Клан — это плоскоголовые, плоскоголовые называют себя Кланом.
— Как же они могут что-то называть, если говорят с помощью рук? — спросила Фолара.
— Они пользуются также и словами, — повторила Эйла. — Просто у них ограниченный набор звуков. И некоторые издаваемые нами звуки они даже не воспринимают. Они могут научиться понимать нас, если будут жить с нами с детства, но им непривычно слышать нашу речь. — Она подумала о Ридаге. Он научился понимать все, что говорили окружающие, хотя сам не мог говорить.
— Надо же, я даже не представляла, что они как-то называются, — сказала Мартона, и тут же у нее возникло новое недоумение. — И как же вы с Эйлой общались вначале, Джондалар?
— А мы и не общались, — сказал он. — Вначале, конечно, у нас не было такой нужды. Эйла знала, что надо делать. Я лежал раненный, а она ухаживала за мной.
— Неужели ты хочешь сказать мне, Джондалар, что именно плоскоголовые научили ее залечивать раны, нанесенные львом? — удивилась Зеландони.
Вместо него ответила Эйла:
— Я уже говорила, что Иза принадлежит к самом древнему и почитаемому роду целительниц Клана. Она научила меня.
— Признаюсь, очень трудно поверить в то, что плоскоголовые обладают умственными способностями.
— А мне не трудно, — возразил Вилломар. Все взоры обратились на Торгового Мастера.
— Я вовсе не считаю их животными. Причем уже давно. Мне частенько доводилось сталкиваться с ними в торговых походах.
— Почему же ты ничего не говорил об этом прежде? — спросил Джохарран.
— Да как-то не приходилось, — сказал Вилломар. — Никто не спрашивал, а я не слишком-то много думал о них.
— И что заставило тебя, Вилломар, изменить свое мнение о них? — спросила Зеландони. Разговор перешел на новый уровень. Ей придется хорошенько разобраться в поразительных новостях, принесенных Джондаларом и этой чужеземкой.
— Дайте-ка сообразить. С тех пор как я впервые усомнился в том, что они животные, прошло много лет, — начал Вилломар. — Как-то я отправился на юго-запад, путешествовал в одиночестве. Погода резко изменилась, стало очень холодно, и я заторопился домой. Продолжая идти, пока не стемнело, я остановился на ночлег около какой-то речушки. Решил переправиться через нее утром. Проснувшись, я обнаружил, что расположился прямо посреди стоянки плоскоголовых. По правде говоря, я изрядно перепугался — ну вы понимаете, какие у меня могли возникнуть ощущения, — поэтому внимательно наблюдал за ними, чтобы они не застали меня врасплох, если решат напасть.
— И что же они делали? — спросил Джохарран.
— Ничего особенного, просто собирались покинуть стоянку, как самые обычные люди, — сказал. Вилломар. — Они заметили меня, разумеется, но поскольку один я не мог причинить им особых неприятностей, то они явно не спешили. Вскипятили воду, заварили какие-то травы, потом свернули свои палатки — их палатки пониже наших и более грубые на вид, но они взвалили их себе на спины и побежали куда-то резвой трусцой.
— А ты не заметил среди них женщин? — спросила Эйла.
— Было очень холодно, все они были тепло одеты. Они также изготавливают одежду. Летом мы почти не замечаем ее, поскольку она лишь слегка прикрывает тело, а зимой нам редко приходится встречаться с другими людьми. Мы и сами предпочитаем не путешествовать в морозы, не отходим далеко от стоянок, так и они, вероятно, сидят по домам.
— Ты прав, они не любят отходить далеко от дома, когда начинаются холода и выпадает снег, — заметила Эйла.
— У них много бородачей, а может даже, они вовсе не стригут бороды, — сказал Вилломар.
— У юношей нет бород. А ты не заметил среди них кого-то с заплечной корзиной?
— Да вроде нет, — сказал он.