Морган бросил изумленный взгляд на маленькую служанку и хмыкнул, увидев грозное выражение ее лица.
— Вот, значит, как? Ты готова бить лежачего? Только не забывай, что я скоро встану на ноги и смогу отомстить.
Он усмехнулся, и Фейт присела в чересчур почтительном реверансе.
— Слушаюсь, ваша милость, — отозвалась она с притворным смирением. Возможность говорить, что думаешь, была настолько непривычной, что Фейт казалась себе восхитительно дерзкой, когда позволяла своим мыслям вырываться наружу. И не переставала удивляться, что Морган не обижается, не говоря уже о большем. — Я сварила овощной суп. Хотите попробовать?
— Полагаю, без мяса, — скривился он, вытянув перед собой больную ногу.
— Вы даже не заметите этого. — Фейт налила суп в щербатую миску и поставила ее на стол, положив рядом буханки хлеба. Она сгорала от любопытства, желая услышать, как он был ранен, и вместе с тем не хотела ничего знать. А что, если она подает еду убийце? Пожалуй, лучше оставаться в неведении относительно того, что происходит за стенами дома. Не за горами весна, когда она сможет уйти отсюда! Вряд ли он станет ее удерживать.
Напомнив себе, что ее христианский долг — наставить Моргана на праведный путь, Фейт примостилась на бочке напротив него, вместо того чтобы, как обычно, заняться мытьем посуды. Она с удовольствием наблюдала, с каким аппетитом он ест приготовленный ею суп. Если бы не суровое выражение лица и ледяной блеск в глазах, Морган был бы на редкость красивым мужчиной. Неужели он не мог избрать себе поприще, более достойное, чем преступная жизнь?
— Вы никогда не думали о том, чтобы найти себе менее опасное занятие?
Морган поперхнулся супом, уставившись на дерзкую девушку, которая с самым серьезным видом взирала на него через стол, уткнувшись остреньким подбородком в сложенные ладони. Все эти месяцы они тщательно избегали всяких упоминаний о его занятии. Должно быть, она здорово осмелела за последнее время. Вот к чему приводит чрезмерная снисходительность. Она должна знать свое место.
— Меня устраивает мое занятие, — заявил он тоном, не терпящим возражений.
— Настолько устраивает, что вы едва не лишились жизни или, по меньшей мере, ноги? — осведомилась Фейт, стараясь не обращать внимания на гневные искорки, вспыхнувшие в его глазах. Отец не побоялся разъяренной толпы, так неужели ее испугает один искалеченный мужчина.
— А вот это не твое дело. Я скорее умру с оружием в руках, чем подохну с голоду.
— Голод вам не грозит, — решительно произнесла Фейт. — Заведите корову, цыплят, огород, и у вас будет все, что только пожелаете.
— И, по-твоему, это все, что мне нужно? — Глубоко возмущенный, Морган перехватил инициативу и перешел в наступление: — По-твоему, я должен довольствоваться клочком земли и жалкой коровенкой? А ты сама хотела бы всю жизнь собирать яйца и помешивать горшки?
Мысли о шелках и кружевах пронеслись в мозгу Фейт, но она прогнала их. Не в богатстве счастье, однако нарисованное им будущее представлялось довольно унылым.
— Это лучше, чем болтаться на виселице. Разве у вас нет никакой профессии? Можно продать эту землю и перебраться в город, если вам не нравится сельская жизнь.
— О, сельская жизнь мне очень даже нравится. — Он насмешливо улыбнулся. — Я совсем не прочь скакать по своим угодьям, разводить лошадей и заботиться о благополучии сотен арендаторов. Однако католик недостаточно хорош для всего этого. Ваш распрекрасный парламент не оставил мне никакого другого поприща, кроме разбойничьего. Даже этот клочок земли принадлежит мне лишь потому, что какому-то англичанину не повезло в игре. Но мне недолго владеть им, если станет известно, что я католик, — заметь, католик, а не разбойник с большой дороги. Наступит день, когда у меня будет все, чего я пожелаю, и заплатят за это проклятые англичане, лишившие меня всего, на что я имел законное право.
Фейт нечего было возразить. Последователи Уэсли подвергались глумлению и даже насилию по всей стране, но их никогда не преследовали так, как католиков. Она не разбиралась в законах, но не могла поверить, что можно лишить человека права на достойную жизнь. Вздохнув, она встала и принялась убирать посуду.
— Боюсь, если вы продолжите в том же духе, то лишитесь самого ценного, чем владеете, — медленно сказала она.
— Я не дорожу жизнью. — Преодолевая боль в ноге, Морган поднялся и направился к двери.
Глупо было надеяться, что она сможет изменить его, но и он поступает неразумно, не желая меняться. Если бы только он мог понять… Но он слеп, и причиной тому ненависть и упрямство. Вспомнив, что Морган приютил ее, когда никому не было до нее дела, Фейт поклялась еще раз попытаться переубедить его. Душа у него добрая, и он, в конце концов, поймет, что она права.
Морган вернулся с освежеванным кроликом и толстой веткой, на которую он опирался при ходьбе. Фейт покачала головой, досадуя на его глупое упрямство, но придержала язык. Судя по его осунувшемуся лицу, гордость и так обошлась ему недешево. Она налила ему кофе, нашла бочонок, чтобы он мог положить на него больную ногу, и продолжила чистить картошку для ужина.
— Когда нога заживет, я поеду в Лондон, поищу твоих родственников. Расскажи мне о них. — Морган глотнул кофе, глядя на худенькую спину Фейт. Насколько он мог судить по ее напряженной позе, она все еще сердилась. Никто никогда не интересовался его судьбой, и Морган не привык к этому. Но уступать не собирался. Через несколько недель она уйдет, и все пойдет по-прежнему. Об этом позаботились англичане, будь прокляты их черные сердца.
— Особенно нечего рассказывать, — отозвалась Фейт. — Родственники отреклись от моих родителей, когда те приняли учение Уэсли. Я никого из них не знаю. Отца звали Джордж Генри Монтегю, а мать — Петиция Карлайл Монтегю. Мне известно только то, что они родом из благородных семейств и получили хорошее образование.
Если Монтегю и вправду принадлежат к знати, найти их не составит труда. А вот вернуть вновь обретенное дитя в лоно семьи — совсем другое дело. Маловероятно, что Фейт легко откажется от веры своего отца, не тот у нее характер. В этом Морган имел возможность убедиться.
— Что ж, будет с чего начать поиски, — бодро заметил Морган, в надежде успокоить ее. Если они снова начнут копаться в его преступном прошлом, то непременно поссорятся. А ему совсем не хочется восстанавливать ее против себя.
— Лучше бы вы нашли мне работу, — заявила Фейт вызывающим тоном. — У меня нет ни малейшего желания быть чьей-то бедной родственницей. Я в состоянии заработать себе на жизнь.
— Никогда не слышал подобной чуши! — раздраженно воскликнул Морган, забыв о своих благих намерениях. — Жить с родными намного лучше, чем работать на чужих людей. Ты ничего не знаешь об окружающем мире.
Фейт швырнула нож, которым чистила картошку, и сердито сверкнула глазами.
— Я знаю достаточно, чтобы никому не доверять. И вы окажете мне большую услугу, если впредь будете заниматься своими делами.
Она гордо прошествовала к двери и выскочила из дома. Она не знала почему, но ей было больно думать о том, что придется покинуть эту уединенную хижину. Все дело в том, что у нее нет дома, сказала себе Фейт, пойдя в теплый амбар. Но когда вдохнула благоухающий сеном воздух, сердце ее болезненно сжалось. Никогда больше она не увидит этого рыжего кота, никогда не будет ухаживать за чалой кобылкой и кормить огромного жеребца, если уедет в Лондон. Сама мысль об этом была невыносима.
Они поужинали в отчужденном молчании и легли спать без обычного обмена дневными впечатлениями. Фейт забралась на чердак, сделав вид, что не слышит, как Морган потянулся за бутылкой, стоявшей на буфете. Пусть топит в выпивке свое скверное настроение. Ей нет до этого никакого дела.
Фейт разбудили тихие звуки, казалось, кто-то бродит внизу. Осторожные шаркающие шаги действовали ей на нервы. Морган никогда не крался и не шаркал ногами. Даже испытывая боль, он держался прямо и твердо ступал по земле.