— Там, снаружи, покойник, у которого осталась семья, и, возможно, они обречены на голод. Меня могут повесить за то, что я защитила вашу никчемную жизнь. Нам следует молиться за наши бессмертные души. А вы думаете только о своем желудке! Как вы можете?
Она вырвалась из его теплых объятий и бросилась к двери. К сожалению, Морган не мог последовать за ней с такой же легкостью. Измученная ночными похождениями нога нестерпимо ныла. Он выругался, проклиная себя, Такера и маленькую чертовку, заставлявшую его чувствовать себя самым большим олухом на свете. Десять лет наперекор совести, вопреки убеждениям он ведет образ жизни, который позволит ему вернуть то, что у него подло отняли, а эта девчонка взывает к чувствам, о которых он даже слышать не желает. Такер — безжалостный убийца и заслужил смерть. Морган отказывался скорбеть о нем. Труднее было отмахнуться от Фейт. Он не знал, как избавить ее от страха и заставить забыть случившееся. Такое под силу только времени. Он нашел свою палку и, припадая на больную ногу, направился к очагу, чтобы развести огонь.
К тому времени, когда Фейт, наконец, разобралась в своих чувствах, вспомнила о его ране и вернулась в коттедж, в очаге пылало пламя, пахло подгоревшей ветчиной и кофе. Морган с довольным видом поджаривал тосты.
Он поднял глаза, но ничего не сказал при виде окоченевшей Фейт в заляпанной грязью рубашке. Коса Фейт наполовину расплелась, и спутанные пряди падали на чересчур свободный лиф. На лодыжках и босых ступнях виднелись царапины, следы поспешного бегства. Невольно отметив длину и изящество ее ног, когда она полезла на чердак, Морган деликатно отвел глаза, уставившись на огонь.
Сколько же ей все-таки лет? Фейт куталась в одеяния, достаточно просторные, так что определить ее возраст на глаз не представлялось возможным. Но утренний свет позволил разглядеть вполне сформировавшуюся фигуру. Возможно, формам Фейт недоставало пышности, но это не значило, что под поношенной сорочкой отсутствуют женственные изгибы. Морган задумался, вспоминая детей, шумных и непоседливых, чьи тела, казалось, состояли из одних коленей и локтей. Только сейчас он понял, насколько был слеп. Когда Фейт спустилась вниз, на ней было надето ее старое коричневое платье, надежно скрывавшее все, кроме обнаженных до локтей рук. В их кремовой округлости не было ничего угловатого, и Морган снова отвел взгляд. Проклятие, это может оказаться чрезвычайно неудобным. Одно дело бездомная девочка, которую он приютил на зимнее время с твердым намерением отослать прочь, когда потеплеет. Но юная девушка требует к себе совсем другого отношения. Он перевернул ножом тост.
— Как насчет того, чтобы поесть?
Фейт не была голодна, а запах горелого и вовсе отбил у нее аппетит, но она вежливо села за стол.
— Только тост, если не возражаете.
Морган выловил из расплавленного жира тост и плюхнул ей на тарелку. Он снова превратился в неразговорчивого незнакомца, и Фейт ощутила легкий трепет внутри. Нет, ей нельзя здесь оставаться.
Судорожно сглотнув, она заговорила:
— Погода улучшилась. Если нога не слишком вас беспокоит, мне лучше уйти. К тому времени, когда вы поправитесь настолько, что сможете путешествовать, будет достаточно тепло, чтобы выпустить лошадей на пастбище, и вам больше не понадобится моя помощь.
Медленно жуя безвкусную мешанину, служившую ему пищей долгие годы, Морган размышлял над предложением Фейт, В ее словах есть логика, но Фейт пока не может уйти, и он — ее отпустить. Он не желает снова питаться бурдой и возвращаться в пустую хижину. А она недостаточно сильна, чтобы выжить одной в этом суровом мире. Конечно, рано или поздно им придется расстаться, но не сейчас. Он покачал головой и глотнул густого кофе, поморщившись от горького вкуса.
— Никуда ты не уйдешь, пока я не съезжу в Лондон и не разыщу твою семью. В одиночку ты не сможешь даже выбраться из леса целой и невредимой.
Зная, что эти места кишат всяким сбродом, Фейт не могла не признать его правоту. Тем не менее, она не сводила с Моргана настороженных глаз. Он старался не встречаться с ней взглядом. Неужели он намерен удерживать ее ради выкупа? Как глупо с его стороны. В этом случае она застрянет здесь на всю жизнь.
— Мне не хотелось бы обременять вас. Я самостоятельно пересекла пол-Англии. Вряд ли Лондон находится дальше.
Морган грозно нахмурился, сдвинув черные брови.
— Ты останешься, и хватит препираться. Лошади напоены?
Фейт кивнула, чувствуя, как отпускает напряжение, сжимавшее грудь. Она, конечно, ужасная дурочка, но ей не хочется уходить. В порыве благодарности она предложила:
— Может, поджарить яичницу? Вы могли бы заняться своей ногой, пока я буду готовить. Вода, должно быть, уже согрелась.
Морган сухо кивнул. Наверное, он совсем потерял рассудок, если не желает, чтобы она ушла прямо сейчас. Еще успеет, когда станет тепло.
— Бесследно исчезла? Как прикажете это понимать? Слава Богу, мы живем в цивилизованной стране, где человек не может вот так запросто исчезнуть. Мы что, приютили у себя племя диких индейцев, которые похитили ее и увезли в свой лагерь? Или цыгане вдруг провозгласили ее своей королевой и умчали к себе на родину? Не морочьте мне голову, Уотсон! Либо вы узнаете, где она находится, либо распрощаетесь со своей карьерой.
Приземистый толстяк с жидкими прядями волос, топорщившимися вокруг блестящий лысины, нервно оттянул от шеи непривычный галстук, не сводя глаз с высокого господина, который беспокойно расхаживал по комнате, «Надо было надеть парик», — подумал он, завидуя небрежному изяществу своего собеседника. Парик придал бы ему более достойный вид, и его сиятельство не стал бы разговаривать с ним таким тоном. Никогда не повредит изучить манеры тех, кто выше тебя по положению, если хочешь чего-то добиться в жизни.
Маркиз Монтджой круто повернулся и свирепо уставился на безмолвного сыщика.
— Ну, что вы молчите? Нечего сказать в свое оправдание?
Уотсон втянул живот и постарался придать своим словам весомость:
— В таком путешествии юную девушку подстерегает множество опасностей, милорд. Зима была суровой. Возможно, ее останки покоятся где-нибудь в кустах, на обочине дороги. Если желаете, мы продолжим поиски.
Монтджой побагровел и жестом указал на дверь:
— Убирайтесь! Прочь с моих глаз, пока я не вышвырнул вас вон, вы, жалкое подобие мужчины. Я надеру вам уши, если вы хоть на секунду задержитесь! Я доложу Филдингу о вашей наглости и позабочусь о том, чтобы вас вздернули и четвертовали, если вы посмеете еще раз ко мне явиться.
Бледный Уотсон, распрощавшись с надеждами на повышение, повернулся и выскочил из комнаты. Он был слишком напуган, чтобы упомянуть о том факте, что девушку, подходившую под описание, видели в придорожной гостинице в обществе одного из самых известных в округе преступников. Это сообщение уж точно стоило бы головы. Пусть кто-нибудь другой рассказывает этому надменному аристократу, что его внучка оказалась на самом дне, среди воров и проституток.
Оставшись один, маркиз снова принялся расхаживать по переливавшемуся яркими красками персидскому ковру. Он проклинал всех некомпетентных дураков на свете, ругал последними словами Уэсли и его последователей, негодовал, вспоминая Летицию с ее слезными мольбами. Затем позвонил в колокольчик и велел слуге пригласить его старшего — и, увы, единственного — сына.
Если не предпринять срочных мер, его титул умрет вместе с этим пустоголовым «модником», как он называл своего наследника, или перейдет к его беспринципному племяннику, чтоб ему пусто было. Монтджой бросил свирепый взгляд на висевший над камином портрет и погрозил кулаком пухлой физиономии наследника славного имени Монтегю. Пожалуй, следует обратиться к адвокатам. Должен же быть какой-то способ передать этот проклятый титул в достойные руки. Внучка, прости Господи! Этот болван, Джордж, даже не сумел подарить ему внука. Оба его сына оказались ни на что не годными. Как всегда, придется взять все на себя. Слуга, с бесстрастным видом выслушав указания хозяина, поклонился и вышел из комнаты. Он не собирался докладывать маркизу, что его наследник еще не вернулся из своих ночных похождений. Во всяком случае, не сейчас, когда его сиятельство пребывает в ярости. Пусть немного поостынет.