«Забыть, – приказал себе Ракитин. – Ей нет до меня дела, а мне до нее».
Она шептала в трубку и слегка потряхивала головой, и волосы, сколотые сзади, лениво колыхались, и ему очень хотелось до них дотронуться.
Нужно работать. Ракитин еще немного постоял, вернулся к столу и набрал номер, который помнил наизусть.
– Да, Денис Геннадьевич, – услышал он злой голос. У Саморуковой был определитель, и она знала, кто ей звонит.
– Татьяна Юрьевна, – произнес он в трубку, – подготовьте мне объяснение по поводу распределения денег. Коротко. Какой вклад в проекты внес каждый человек и насколько вознаграждение соответствует этому вкладу.
– Хорошо, – согласилась она.
Это было объявление войны, и оба они это знали.
К середине дня Лариса поняла, что не может сосредоточиться на работе. Это ее удивило: работа в ряду жизненных ценностей всегда стояла для нее на первом месте. Нет, не на первом, если быть уж совсем честной, на втором, потому что на первом месте всегда был Денис Ракитин.
Они учились в шестом классе, когда, выбежав из школы после занятий, Лариса с подругами нашла совсем маленького, неизвестно откуда взявшегося котенка. Стоял апрель, только недавно сошел снег, на мокрой голой земле школьного двора котенку было холодно, он пищал так жалобно, что Лариса чуть не расплакалась.
– Нужно его покормить, – деловито распорядилась Наташка Зайцева. – Давайте молока купим и нальем ему во что-нибудь.
Лариса сунула тощенькое невесомое тельце себе под куртку и, поглаживая крошечную пушистую головку, чувствовала себя абсолютно несчастной. Взять котенка домой мама не разрешит ни в коем случае, в этом Лариса не сомневалась. Мама даже к ближайшей подруге тете Римме старалась не ходить в гости, потому что у той жил кот, которому дозволялось все, в том числе и залезать на обеденный стол. Мама была чистюлей и, приходя от тети Риммы, подолгу вспоминала, как ей кусок не лез в горло, и ругала ее кота, а заодно и его хозяйку, целующую кота в нос, а потом спокойно продолжающую есть торт. Мама котенка взять не разрешит, а оставить его на холодной земле Лариса не могла.
– Ты что, Шелехова! – закричала Наташка. – Не трогай! У него лишай может быть!
Лариса хотела сказать, что у самой Зайцевой лишай, но не успела, потому что вышедшие из школы мальчишки с любопытством остановились около их маленькой группы. Впрочем, любопытство их оказалось недолгим, а Денис Ракитин, поправив на плече ранец, протянул руку и тоже погладил пытающегося вылезти из Ларисиной куртки котенка.
– Домой возьмешь? – поинтересовался он.
– Нет, – покачала головой она, – мне его взять не разрешат.
Ракитин потоптался, повертел головой, опять поправил ранец и решительно велел:
– Пойдем к метро.
– Зачем? – не поняла Лариса.
– Попробуем его отдать кому-нибудь.
– Делать вам нечего! – фыркнула Зайцева.
– Пойдем, пойдем, – поторопил Денис, потянув Ларису за рукав. Поднял с асфальта ее ранец, который она пристроила на более-менее сухое место, и снова потянул ее за куртку.
Ракитин был почти на голову ниже Ларисы. Тогда почти все мальчишки были ниже ее, и идти рядом с маленьким Денисом она стеснялась. Но только первые пять минут, а может быть, и еще меньше. Потому что потом Лариса перестала стесняться и только боялась, что ему надоест возиться с ней и с котенком, и он уйдет, и она опять станет самой несчастной на свете.
Котенка они пристроили часа через полтора. Отдали какой-то тетке, долго и ласково на них смотревшей. На них многие смотрели ласково, качали головами, гладили тихо попискивающего котишку, и Ларисе казалось, что это никогда не кончится, но страшно ей не было. Она уже понимала, что Денис что-нибудь придумает.
Женщина взяла котенка, улыбнулась им на прощание и скрылась в метро, а Ракитин выдохнул с облегчением.
Им отчего-то стало очень смешно, и они долго хохотали, уставившись друг на друга. Потом Денис кивнул ей и почти сразу растворился в плотном людском потоке, выходившем из метро.
Потом он долго не обращал на нее никакого внимания, до девятого класса. Но тогда он стал уже на голову выше.
– Лариса Максимовна, еще правки будут? – переминаясь с ноги на ногу, спросила секретарша Кира.
Доклад, в котором Лариса сейчас не понимала ни слова, готовили для нее вторую неделю. С ним ей предстояло выступить в городской думе, и Лариса вторую неделю придиралась к каждому слову. Придиралась не из самодурства, от этого доклада многое зависело в ее дальнейшей карьере, а к таким вещам она относилась исключительно серьезно.
– Сбрось мне его по электронной почте, – возвращая секретарю листы бумаги, распорядилась Лариса. – Я еще посмотрю и сама поправлю.