Таким образом, некоторым просветителям, Вольтеру, может быть, и Дидро, на некоторое время представилась просвещенная «идеальная» самодержица.
Итак, не боясь пока вольной мысли, русская царица весьма дорожит репутацией просвещенной монархини, переписывается не только с Вольтером — со многими знаменитыми философами, оказывает им покровительство, постоянно приглашает к себе. «Двор Екатерины II, — заметит Энгельс, — был превращен в штаб-квартиру просвещенных людей того времени, особенно французов; императрица и ее двор исповедовали самые просвещенные принципы, и ей настолько удалось ввести в заблуждение Вольтера и других, что они воспевали „Северную Семирамиду“…»
Между тем в России Энциклопедия сразу завоевала немало поклонников. «Санктпетербургские ведомости», издававшиеся Академией наук, подробно информируют о выходящих томах, о всех перипетиях, происходивших с изданием. Уже в 1767 году появляются первые русские переводы. В течение последующих одиннадцати лет было переведено и издано около 480 больших и мелких статей, причем сборники выходили немалыми для того времени тиражами — в 600 и 1200 экземпляров!
В Энциклопедии содержалось множество статей, непосредственно относящихся к России: Башкирия, Камчатка, Татары, Царь, Кабак и т. д. Казалось бы, мирная география, статистика — то, что полезно для всех и для России. Но рядом статьи, касавшиеся самых острых политических и философских вопросов, которые знакомили с духом Энциклопедии широкий круг мыслящих русских людей. И скоро откроется, что Екатерина II переоценила покорность и наивность своих подданных. Статьи Дидро и его друзей будили «горячие мысли» и в российских снегах: да могло ли быть иначе, если в статье «Деспотическое правление» русский читатель обнаруживал такие строки: «В таком правлении жребий людей с участью скотов не имеет никакого различия», а в статье «Тиран» говорилось, что тиран «взирает на своих подданных, яко на подлых рабов, яко на создания иного и худшего вида, определенных только для угождения его страстям, помышляя притом, что во вред им все чинить ему дозволяется».
Поэтому в России рядом с восторженными поклонниками сразу же объявятся противники энциклопедистов, и в первую очередь враги Дидерота, «ненавистника тронов и развратителя умов».
Один мемуарист, ненавидевший революцию и революционеров, напишет позже, что ему не раз приходилось видеть и слышать, как «полупросвещенные повесы проповедовали безбожие и клялись Вольтерами и Дидеротами».
Один из современников, князь Лопухин, озаглавит свой труд «Рассуждение о злоупотреблении разума некоторыми новыми писателями и опровержение их вредных правил». «О, бесчеловечные писатели, — восклицает он, — в какое несчастье повергся бы человеческий род, если б удовлетворилось ваше пагубное желание и если б могли подействовать змеиным жалом начертанные книги ваши!»
Затем тот же Лопухин заявит: «Я думаю, что сочинения Вольтеров, Дидеротов, Гельвециев и всех антихристианских вольнодумцев много способствовали к нынешнему юродствованию Франции. Да и возможно ли, чтобы те, которые не чтут самого царя царей, могли любить царей земных и охотно им повиноваться».
Однако мы слишком опередили события: возмущенные восклицания зазвучат уж после смерти Дидро, когда разразится Великая буржуазная революция. Но до того еще двадцать лет…
А пока издатели уладили конфликт с королевской властью и получили разрешение на выход следующих томов. Во избежание новых козней со стороны властей решено было оставшиеся десять томов издать одновременно. Дидро просмотрел корректуру, пометил каждый лист словом «печатать», скрепил своей подписью и отдал Лебретону. Все десять книг вышли в свет. И тут, просматривая одну из статей, Дидро обнаруживает, что она намного сокращена. Тогда он начал читать другие статьи, самые трудные и важные материалы и увидел, что все они изуродованы: Лебретон, опасаясь властей, но не желая терять барыши, решил сам быть цензором и выбросил все места и даже отдельные слова, которые, по его мнению, могли вызвать гнев духовенства, короля или его министров.
Трудно описать то отчаяние, которое овладело ученым. Сначала он зарыдал, потом впал в бешенство.