– Проходите ужинать, Иван Андреевич! – пригласила она его к столу.
– Спасибо Татьяна Вячеславовна, не хочу есть что-то. Катя у себя?
– В комнате, пока на улицу не выходит.
– А пора бы, дышать свежим воздухом, – произнес он с врачебною твердостью и полетел в комнату Кати.
Она сидела на сложенном диване, дочитывала Дон Кихота. Спокойная, уравновешенная, невозмутимая, как в тоже время Иван – горяч возникшим темпераментом, дышал тяжело, часто, словно лошадь загнанная.
Катя обдала его нежным взглядом карих глаз, понимая без слов его состояние:
– Что же ты как сумасшедший умчался в пятницу? – заулыбалась она, светясь красотой.
– На дачу поедешь со мной? – будто требовательно спросил он, с наглостью в голосе.
– Поеду! – приняла она его вызов, с выражением хищной кошки.
Ее спокойствие подтрунивало его, пружинило ему нервы, но он держался с внешним спокойствием. Подсел рядом и не говоря ни слова рванул в бой, целовать ее.
Катя обхватила его своими тонкими руками, гладила по волосам, трогала его поросль щетинистую. Одаривала его медовым теплом, целовала полыхающими, чуткими шелковыми губами. Жаром опыляла своим любовным.
Потерялся Ваня в водопаде страстей, но, взяв себя в руки, отодвинулся, неотрывно прилип к ней своими глазами.
– Значит в следующую пятницу едем! – горело его нутро, утомленное одиночеством.
– Едем! – смеялись ее глаза женским счастьем.
Взял Иван ее руку и стал гладить ладонь, целовать ее своими сильными мужскими, но невесомыми губами, прикладывать к своей щеке, ощущая их шелковистость.
В такой неге сидели они еще какое-то время, наконец он записал ее телефон, и до счастливой дрожжи уехал домой.
16
Сонная лихорадка любви преследовала Ваню, начавшая утром в понедельник. Растревожившее волнение блуждало по телу, пока не пришла Римма Станиславовна и не сказала, что он опять дежурит в эту субботу.
Слегка обозлившись про себя, он все же смирился, договорившись с Катей на следующую пятницу, выжидая терпеливо этот день. И напоминая о себе, писал часто, спрашивал, как она себя чувствует, как спалось, что снилось? Делился своими наблюдениями о погоде, о красоте природной. Писал ей: – Катюша, знаешь какой сегодня чудесный дождь на улице? Теплый, серебряный, веселый!
– Веселый? – а как же мокрый? – отвечала она.
– Совсем не мокрый, а веселый, и пьянящий, как я! – летела его душа, мечтала между строк.
Уже собравшись в субботний вечер, ехать к Кате, как объявился парень дочери. Приперся к нему в кабинет, начал настойчиво допытывался как найти ему его дочь, изъявляя желание попросить у нее прощения.
– Ты думаешь, Аня хочет тебя видеть? – строго спросил Ваня.
– Думаю, но точно не знаю, она трубку не берет, – неловко, потеряно проговорил парнишка.
Ваня изучил его глазами, щупленький, белобрысый, на Анку похож чем-то. Пацаненок плюгавый, как и дочь его – дети, в сущности. «Как они жить будут?» – пробежала неаккуратная испуганная мысль у него в голове.
– Значит так, – со всей безупречной решимостью сказал Иван, – я сейчас звоню дочери и при тебе спрашиваю, хочет она с тобой разговаривать или нет!? Понятно.
– Понятно, звоните! – не отступался парень, полон храбрости.
Ваня набрал номер и включил громкую связь.
– Да, папа, привет, – в трубку пропел девичьи голосок.
– Анька, дочка, послушай меня внимательно. Звоню тебе по просьбе твоего парня. Он стоит рядом и желает встретиться с тобой лично, чтобы переговорить с тобой и попросить у тебя прощение! Ты как, дочь, хочешь его видеть?
Аня задышала тяжело, засопела в трубку.
– Что молчишь, говори, нет желанья общаться с ним? – взрывным тембром спросил Ваня.
– Хочу папа! – опомнилась дочь, смело выразив мысль.
– Точно?
– Точно папа, хочу послушать, что он мне скажет.
– Понял тебя, дочка. Жди нас, я приеду с ним, чтоб глупостей не делал! – по-отцовски грубовато и твердо сказал он, и черты его лица суровостью настоящего папаши запылали.
Парень глядел с затаенной надеждой. Ваня понимал его, он сам сейчас как собачонка готов был бежать к любимой Катерине.
– Жди в коридоре! Закрою кабинет и поедем. По пути цветы купишь!
– Ага, да, – замотал Анкин парень, верою и правдой светясь.