Выбрать главу

Анке, его дочери, девятнадцатый годок пошел, значит ему можно прекратить сдавать свою квартиру, и отдельно отселиться туда жить самому. Но эта квартира его, родительская… Даже глупо, из своей квартиры, в свою же квартиру съезжать. «Но стало быть так получается…» «А жена что? Может ей пора подвинуться? Пододвинешь ее, пожалуй, легче камни перекидать. Алчная женщина, которой всегда было мало денег».

В пятницу, после работы, он уехал на дачу, но и на даче его преследовала мысль о Ленке. Он молодой врач офтальмохирург, под руководством Макушина Вячеслава Геннадьевича проводил успешные операции на глазах в профильной глазной клинике. Молодой, перспективный врач, зарабатывал он тогда приличные деньги.

И вляпался, сердечно западая на секретаршу главврача, красивую Ленку, и не раздумывая сделал ей предложение, но как видать она за него вышла замуж не по любви, а по расчету. Пора бы ему это уже признать!

И как только он перешел работать в поликлинику, на гораздо меньшую окладом, но спокойную работу, она сразу же выставила его в другую комнату, под предлогом, что он храпит.

«Видать его глаза, ради любви на все закрывали глаза», а сейчас он испытывает боль и разочарование и, – «старость машет уж платочком, под зелененьким кусточком».

Немыслимая тоска забрезжила в недрах его души, да сердце кольнуло к себе горькой жалостью. А ему уже сорок восемь.

Он ходил по участку, гонимый мыслями, не зная, как оторваться от преследующих его муторных чувств. Так хорошо ему жилось до этого, и вдруг что-то случилось с ним. Потерял покой на ровном месте.

Схватившись за лопату, он отправился выкапывать картошку, прекращая чувствовать метущуюся пустоту души.

Запахло, потянуло дождем. Многочисленные тучи заутюжили небо, белыми бровями нахмурились к солнцу, и сизой тенью накрыли землю. Птицы гаркали где-то, клацали тревожно своими клювами, предвещая дождливую погоду. Травы склонились к земле, закрывая соцветия.

Зажарился Иван в работе, проступил у него пот на спине и груди. Управляясь легко лопатой, пособирал он два мешка, оттащил в погреб и разложил просушиваться от земли влажной.

Спал он этой ночью крепко, и не слышал, как сильный ливень прошелся ночью, а утром сыростью увядала природа, плесенью, застойной водой. И уж по дороге домой Ваня буйно пожелтевший осенний лес взирал, что молчал сказочным величием в красивой тлеющей дымке.

6

В Москве похолодало и стало ветряно. Звезды прятались в ночной мгле, и лишь одна самая яркая, светила спокойным, холодным светом. Месяц косился одним глазом, облачно укрываясь.

Обходя лужи на неровном асфальте, Иван зашел домой. На кухне горел свет и никого, а на столе остывала недопитая чашка чая. Ни жены, ни Анки, которую ему редко удавалось увидеть. По окончании школы, она поступила в институт и стала пропадать вне дома.

Явилась жена, накрахмаленная, хмельная. Глаза переливаются, а лицо эфемерно-веселое.

– Где Анька? – спросил у нее Иван.

– Откуда мне знать, позвони ей и узнаешь, я ее и так восемнадцать лет контролировала, – отмахнулась от него жена, нестройно шагая по квартире.

Ваня несколько раз набрал дочери, которая не поднимала трубку. Тогда он заперся у себя в комнате, подальше от жены. Устойчивый запах алкоголя разнесся по квартире.

Дочь прислала ему смс-ку: – папа, я а подъезде, разговариваю.

«Больше негде поговорить, как только в подъезде», – пробурчал он недовольно. Его жизнь, все больше и больше переставала ему нравиться.

Уже переодевшись в домашние, он услышал, как пришла его дочь, что-то делала на кухне, потом поругалась с матерью, огрызнулась ей несуразно, ушла и закрылась в ванной. Решив, что помоется рано утром, он не заметил, как заснул.

Утром Иван был готов к работе, свеженький, гладковыбритый, подстричься лишь пора ему, а так он вполне был доволен собой, в мере разумного.

На кухне сидела дочь, разбитая, озабоченная чем-то.

– Ты что такая бледная, Анька? – спросил отец, не узнавая свою дочь. – Под глазами круги! Возьми талончик, сходим с тобой к терапевту, – заботливо посоветовал он, по-отцовски.

– Пап, отстань со своим талончиком? Что ты все время со своим талончиком пристаешь ко мне? – дерганным голосом сказанула дочь, поддерживая рукой свою тяжелую голову.