Флора решила, что Шустер бы ей понравился. Но пробудить в себе добрые чувства по отношению к матери, которая бросила ее в младенческом возрасте и уехала в поисках более обеспеченной жизни, забрав с собой ее сестру-близнеца, было трудно.
Из ночных разговоров с Розой и просмотра фотографий у Флоры сложился настолько реальный образ Памелы Шустер, как будто она действительно встретилась с ней: красивая, любящая земные блага, пахнущая духами «Джой» от Пату, одетая от Диора, а иногда — в джинсы «Левис», стройная, как девчонка; Памела, отдыхающая в Сан-Тропе, катающаяся на лыжах в Сент-Морице, за обедом в «Ла-Гренвиль» в Нью-Йорке; темные глаза жизнерадостно сияют, волосы коротко подстрижены, белозубая улыбка на лице. Ей были присущи потрясающее обаяние и уверенность в себе — но любовь, нежность? В этом Флора сомневалась.
Часы на каминной полке серебряным звоном отметили полдень. Утро кончилось. Флора сделала бутерброд, выпила стакан молока, взяла сумочку и вышла из квартиры.
Без особого энтузиазма она отправилась искать работу. Через несколько часов она вернулась домой, без каких-либо результатов, уставшая и крайне недовольная своей нерешительностью и заторможенностью. Прошла на кухню и включила чайник. Вечером надо принять ванну, посмотреть телевизор и лечь пораньше спать. Роза настояла, чтобы она осталась на выходные. За два дня можно как следует отдохнуть и выспаться, а в понедельник со свежими силами приступить к поискам работы и жилья. Чайник закипел, и в этот самый момент раздался звонок в дверь.
Он стал последней каплей.
— Проклятье, — не сдержалась Флора, выключила чайник и пошла к входной двери.
Проходя мимо зеркала в коридоре, она оглянулась. Усталая, растрепанная, с небрежно закатанными рукавами рубашки, как будто только что мыла полы. Но ей было все равно. Она открыла дверь.
У порога стоял мужчина — высокий, худощавый, довольно молодой. На нем был элегантный коричневый костюм в «елочку» и галстук медно-красного оттенка, напоминающего цвет шерсти ирландского сеттера. Лицо с тонкими чертами, бледная веснушчатая кожа, вероятно, легко обгорающая на солнце. Глаза светлые и ясные, зеленовато-серого цвета. Он смотрел на нее, словно ожидая, что она сделает первый шаг. В конце концов Флора вопросительно произнесла:
— Да?
— Здравствуй, Роза.
— Я не Роза, — сказала Флора.
Наступила короткая пауза.
— Что? — переспросил молодой человек.
— Я не Роза, — повторила Флора, слегка повысив голос. А вдруг он глухой или тупой, или и то и другое. — Я Флора.
— А кто такая Флора?
— Я, — ответила Флора, понимая, что ее ответ ничего не проясняет. Пожалев незнакомца, она добавила: — Я остановилась здесь на выходные.
— Ты шутишь.
— Не шучу.
— Но ты так похожа на Розу… — Он смущенно замолк.
— Да, я знаю.
Он сглотнул слюну. С хрипотцой, вдруг появившейся в голосе, он спросил:
— Близнецы?
— Да.
— Сестры?
— Да.
— Но у Розы нет сестры.
— Не было. А теперь есть. Со вчерашнего вечера.
Снова наступила пауза, потом он сказал:
— Может быть, вы объясните?
— Да, конечно. Дело в том, что…
— Можно мне сначала войти? — перебил он.
Флора застыла в нерешительности, в голове замелькали самые разные мысли. Квартира Гарри Шустера, полная ценных вещей, оставлена под ее ответственность; чужой человек… Мало ли что ему в голову придет. А вдруг он преступник?
— Я вас не знаю, — осторожно сказала она.
— Меня зовут Энтони Армстронг. Я друг Розы. Я только что прилетел из Эдинбурга.
Флора продолжала стоять в нерешительности. Гость начал проявлять нетерпение.
— Послушайте, спросите Розу. Если ее нет дома, позвоните ей. Я подожду.
— Я не могу позвонить ей.
— Почему?
— Она улетела в Грецию.
— В Грецию?
Неподдельный ужас в его голосе и мгновенно побледневшее лицо окончательно убедили Флору. Это явно не мошенник. Девушка отступила в сторону:
— Входите.
Чувствовалось, что гость бывал здесь не раз. Он привычным движением бросил сумку и плащ на стул в прихожей. Успокоенная его уверенным поведением, Флора предложила ему чашку чая. Он сразу согласился. Они прошли на кухню, и Флора снова включила чайник. Доставая чашки и блюдца, она все время чувствовала на себе немигающий взгляд молодого человека, который следил буквально за каждым ее движением.