— Вам врач велел, вы и пейте. Буду я еще ваши лекарства забирать!
Вот же упрямый!
— Ничего, у меня их много.
Он удивленно приподнял брови, но ничего не сказал и принял горошину из моих пальцев, чуть коснувшись кожи губами. Их мягкость заставила руку дрогнуть.
Останусь на три дня. За это время он окрепнет. Пойму, что его жизни ничего не угрожает и уйду с чистой совестью.
После еды мужчина почти сразу провалился в сон, а я пошла кое-как мыть посуду одной рукой и искать ингредиенты для будущего обеда. Не скажу, что часто готовила в своей жизни, ведь для этого в нашем поместье была кухарка. Но порой все же наблюдала, как тетка Марья возится на кухне, и иногда просила поручить мне какое-нибудь задание. Просто из любви к кулинарному искусству. К сожалению, разнообразием продукты в доме лесника не отличались, поэтому получилось приготовить только кашу из гречневой крупы.
Дальше делать было нечего. Неторопливо вышла во двор. Навстречу из конуры тут же выглянул песик, несколько раз тявкнул и завилял хвостом, внимательно глядя на меня черными бусинами глаз. Опустилась рядом на корточки и потрепала охранника по холке, почесала за ушами, что-то ласково приговаривая. От непривычного внимания тот совсем разомлел и повалился на бочок, подставляя пузо. Рассмеявшись, я еще некоторое время с ним посидела, а потом заприметила небольшое плетеное лукошко на крыльце. Взяла его и вышла за забор.
Вокруг стоял лес — далеко ходить за его дарами не пришлось. В грибах я ничего не смылю, поэтому не стала искушать судьбу, а вот ягоды — совсем другое дело. То тут, то там за листочками у самой земли находились темно-синие горошинки черники, а потом набрела на кусты дикой малины. Получился неплохой «улов». Когда вернулась, Осип уже был дома. Он сидел на старой рассохшейся деревянной лавочке, привалившись к нагретой за день солнцем стене хаты и точил топор. При виде меня он улыбнулся.
— Добрый вечерок, спадарыня Августа.
— Добрый, спадар Осип.
И действительно — добрый, я уже очень давно не чувствовала такого умиротворения. Прекрасно понимала, что это всего лишь затишье перед бурей. Впереди ждет еще много невзгод, пока доберусь до правды и выясню, кто виноват в смерти дедушки. Но именно теперь было хорошо. Меня отпустила даже безмерная тоска по нему. Знала, что она еще вернется, но сейчас внутри будто солнечными лучами я была залита спокойствием. Наслаждалась теплом начала осени, ласковым солнцем, безветренным погожим деньком и одиночеством. Это особый вид удовольствия — побыть наедине с собой и своими мыслями, внутренними ощущениями. Замереть. Прожить момент. Ощутить, как течет время.
Старик так искренне обрадовался ягодам, что я не могла сдержать улыбки.
— Пойдем ужинать, дочка, — предложил он.
Мне нравился этот простой одинокий мужчина. Настороженно приняв нас вначале, он полностью поменял свое отношение. Мне казалось, ему даже нравится, что мы доставляем хлопоты по приему непрошеных гостей.
После еды и вечернего чая с ягодами и медом заглянула в спальню. Пора было покормить и моего раненого. Он лежал с открытыми глазами. Мне показалось, что я увидела на лице выражение, похожее на облегчение.
—Я думал, вы ушли.
— И поделом вам. Остались бы без ужина и перевязки, — сказала это беззлобно, слишком хорошее сегодня было настроение.
Похоже, мой сосед и вправду осознал, что пока нуждается в уходе, потому что перестал язвить. Покормила его в полном молчании. Сегодня он уже порывался сам держать ложку, но я видела, что пока любое движение доставляло ему сильную боль, поэтому не разрешила шевелиться.
Затем пришло время перевязки. Повязки были выстираны и уже высохли.
— Постарайтесь привстать.
Человек выполнил просьбу и с моей помощью приподнялся с подушек.
Я как можно аккуратнее сняла с него рубаху, которой поделился лесник, и принялась разматывать грудь, стараясь не смотреть мужчине в лицо, но все равно чувствовала на себе внимательный взгляд, от которого начинала заливаться краской.
— Вы так и не сказали мне свое имя, — обдал он мою щеку чересчур теплым дыханием, от чего по телу волной вниз поползли мурашки. У него все еще держался жар.
— А вы его не спрашивали.
Почему-то не могла просто ответить, грубости вылетали как-то сами собой. Я себя не узнавала, ведь воспитанием и идеальными манерами точно обделена не была. Сердце забилось чаще, когда он, преодолевая боль, поднял руку и отвел с моего лица выбившийся из пучка локон.
— Вы невозможная девушка. Теперь спрашиваю: как вас зовут?
— Августа Константиновна, — смягчилась, продолжая разматывать рану.
— Алексей Николаевич, к вашим услугам, — представился он в ответ.