- Повешу! Хоть одну, хоть сто, хоть мильон! Только не выдавай меня хозяину, - заглянул в глаза Никанорыч. Нелепый, всклокоченный, с отливавшим синевой носиком, он щурился так умильно и так смешно заламывал ручки, что Галина не выдержала и согласилась.
- Ладно, буйный дух, твоя взяла. Спрячу, но, чур, до Нового года. Дед придет - ему подаришь.
- Хорошо! Да я за неделю столько запасов сделаю!..
Никанорыч юркнул в подпол за бутылками, не обернувшись на возмущенное: "Эй, а гирлянда?!"
- Умом мужчину не понять, - задумчиво сказала Галина и приклеила набившее оскомину украшение с помощью магии. Поморщилась: баланс практически на нуле. К соседям, что ли, сходить? Соседка у них скандальная, Силой плещет - бери, не хочу.
На кухне свекровь вместе с Пашкой ваяла костюм на завтрашний утренник. Сын вздыхал, крутился, широкополая шляпа Кота в Сапогах то и дело сползала на глаза. Бабушка мучилась с плащом, подгоняя его по длине.
- Позволю заметить, любезная Марина Константиновна, - мяукнул Профессор Бубликов, - что вы неверно поместили хвост. Анатомически он должен находиться ниже.
- Я его уве пвефыла, - булавки в зубах бабушки мешали ей ответить внятно, - отфарывать не фуду!
- Ерунда, бабуль, - Павлик сдвинул шляпу набок, - хвост как хвост, нормальный хвост. А ты, Бублик, лучше помоги: принеси шпагу.
- Ну, знаете, - фыркнул черный котяра, - я профессор философии и русской словесности, без малого доктор наук...
- Да какой из тебя профессор? - хихикнул мальчик. - Обычный кот, только говорящий.
Бубликов зашипел, не в силах терпеть подобную наглость.
- Молодой да ранний, - профырчал он. - Ставлю в известность, юноша, что если бы не ваша эксцентричная матушка...
- Осип Тарасович, кто старое помянет - тому глаз вон, - в кухню заглянула Галина. - Я еще тогда извинилась. Кто ж знал, что наговор необратимый?
- Головой надо думать, Фильчагина! - кот постучал себе по лбу. - Го-ло-вой! Экзамен мне сорвали, в кошачью шкуру засунули. И как я на вас в суд не подал?!
- Так заявление не приняли, - с улыбкой пояснила ведьма. - Никто не понимал вас, голос-то позже прорезался...
В прихожей хлопнула дверь. Позабыв и про хвост, и про шляпу, Пашка кинулся туда и едва не споткнулся в неудобных сапогах. Бубликов шмыгнул следом. О профессорском достоинстве он помнил, но свежую сельдь и сметану уважал больше.
- Папка! - мальчик с радостным воплем повис на отце.
- Привет, сынок. Классные у тебя сапоги.
- Я не понял, где моя сметана?! - возмутился кот. - Не далее как вчера вы зареклись...
- Профессор, сметана в магазине, - пояснили ему, - вечером будет. Я на минутку, документы взять. У нас аврал.
- А что такое "аврал"? - полюбопытствовал мальчик.
- Аврал, Пашка, это караул и кошмар в одном лице, плюс выходные коту под хвост... Прошу прощения, профессор.
- Значит, я правильно поняла, и на Новый год тебя можно не ждать? - в дверях, скрестив руки на груди, стояла Галина.
- Ну почему же, любовь моя? Новый год - это святое. Пашка, слезь с меня, опаздываю... Ма, привет! - крикнул он в кухню.
- Здравствуй, сыночек. Кушать будешь?
- Не успею, Печорин в машине ждет.
- Так пригласи его, вместе покушаете, - предложила Марина Константиновна. - Мы с Галочкой как раз борщ сварили.
- Нет, ма, в другой раз. О, черт...
Телефон в кармане куртки заиграл "Et si tu n'existais pas" Джо Дассена.
- Слушаю! Добрый! Что? Третья полка сверху, самый край, пятнадцатое число. Не за что, на место потом вернете. Нет, не отпущу, отрабатывайте. И завтра, и послезавтра и до тридцать первого, - он возвел глаза к потолку. - Нет, нельзя...Да какая мне разница, хоть королева Англии! Взрослый человек, не заблудится. Извиняю. Всего доброго!
- Забавная мелодия, - протянула Галина. - Кто звонил?
- Тебе фамилию-имя-отчество и год рождения? - пробурчал маг, надевая ботинки.
- Желательно.
- Пупкин Кантемир Львович, пятьдесят второго года, и думай что хочешь.
- Веселая у тебя работа! Чем же провинился мсье Пупкин, раз ты его куда-то там не отпускаешь?
- Стянул с моего стола твое фото и на него молился, - не остался в долгу муж. - Влюблен по уши. Страдает, чахнет с тоски, мечтает о встрече. Грозит удавиться на собственных подтяжках.
- Клоун! - со злобой бросила Галина и удалилась в спальню.
Дождавшись, пока хозяева разбегутся по своим норкам, из гостиной выглянули Бубликов и Никанорыч.
- Э-хе-хех, - тяжко вздохнул профессор, - нашли из-за кого ссориться, из-за неполноценной великовозрастной личности! Ну попадись мне только этот Пупкин, глаза выцарапаю!
- Шляпа, какой Пупкин? - удивился домовой. - Голосок-то женский был, вот хозяйка и взбеленилась.
- Думаете, она слышала?
- А кто ее знает, Галину Николаевну? Может, и не слышала, но наверняка подумала.
Никанорыч вытащил из-за пазухи кусочек сала и с наслаждением понюхал.
- Дернем по рюмашке-другой, а, хвостатый?
- Что вы себе позволяете?! - задохнулся от негодования кот, огляделся, повел усами и уже тише добавил: - Разве что по одной...
***
Залитая летним солнцем поляна, травинки щекочут босые ноги. Пахнет клевером, вишней и чем-то неуловимым, но приятным.
- Тебе никогда не хотелось убежать?
Я откладываю законченный венок. Головки одуванчиков, как маленькие солнышки, перемежаются другими цветами. Красиво.
- Нет, не хотелось. Я счастлива.
- Поделишься секретом?
Смотрит так серьезно, словно от моего ответа зависит его дальнейшая судьба.
- Для того чтобы жить и радоваться, нужно всего две вещи: жить и радоваться!
Нахлобучив ему на голову венок, с хохотом убегаю. Мчусь со всех ног, но он быстрее. Возмездие настигает у края поляны и сбивает с ног. Я проигрываю в неравной борьбе.
- Слезь с меня! - пытаюсь лягаться, но получается плохо.
- Не слезу, пока не извинишься! - заявляет эта ехидна.
От удивления перестаю дергаться.
- За что, интересно? - освободив правую руку, вынимаю из темных волос остатки одуванчиков. Венок потерялся по дороге. Жаль, он мне нравился.
- За ехидну, самодура и артемизию(Artemisia absinthium - "Горькая полынь", прим. автора) Только твой извращенный ум мог такое придумать!
- Что поделать, излишки образования, - шутливо поясняю я и тихонько-тихонько сдвигаюсь. Ага, мечтай! Удается отползти не больше чем на пару миллиметров.
- Ладно, ладно, сдаюсь! Чего тебе надо?
- Шоколада...
Легкие поцелуи в висок, глаза, щеки, мимолетное касание губ. Тонкие пальцы зарываются в волосы, гладят затылок. Отличная возможность удрать, но я ею не воспользуюсь. Прильнув к нему, целую в ответ и едва слышно шепчу:
- Люблю тебя...
- Доброе утро, страна! Проснись и пой! - Анька растолкала меня, бесцеремонно сдирая одеяло. - Вставай!!! Подъем, подъем, кто спит, того убьем!!!
Все смешалось в доме Облонских: мысли и образы дробились, сливаясь меж собой - не разберешь, кто и где. Какая-то часть меня по-прежнему жила там, в иной реальности...
- Верка, подъем! - повторила сестрица. - На базар не успеем.
- Базар? Какой базар?
- Здрасьте-приехали! За икрой кто пойдет, Пушкин? Вставааай!
Я зевнула, постепенно просыпаясь. Сон, всего мгновение назад бывший явью, тускнел и ускользал от меня. Что там было? Не помню. Кажется, лето, и вишней до сих пор пахнет...
- Верка, ты опять спишь!