- И откуда ты только взялся, башковитый такой? - пробурчал стоматолог, следя за дорогой.
- У меня была трудная юность. Насыщенная...
Тот же самый запасной вход, череда этажей, и они в палате. Елена Михайловна руками и магией удерживала бьющуюся в конвульсиях Веру; по скулам ведьмы гуляли желваки, руки ходили ходуном, но она держалась. Леонид пытался облегчить страдания девушки какими-то мудреными заклинаниями. С переменным успехом: она то замирала, то вновь кричала в голос, то плакала от боли.
- Вас только за сме... - начал потный волшебник, плюясь зеленым дымом.
- Помогите усадить ее! Держите на одном месте!
Общими усилиями Петровой и Новёшенькому удалось удержать Веру в сидячем положении. Она не сопротивлялась, конвульсии сменились слабыми судорогами.
"Только бы получилось!" - Артемий дождался нового вскрика, прижался губами к ее губам и резко выдохнул в приоткрытый рот. Чужая Сила скоростным поездом промчалась мимо, вернулась к своей законной владелице...
В распахнувшееся окно ворвался порыв ветра, все присутствующие дернулись от громкого звука. Метель наращивала темп. "Падал прошлогодний снег..."
"Получилось?" - он зажмурился, боясь увидеть вместо Веры Соболевой хладный труп. Минуты тянулись, накручивались, как спагетти на вилку. Почему все молчат? Неужели она умерла?..
Судорожный всхлип, будто кто-то сразу вынырнул со дна на поверхность.
- Египетская сила! - высказалась Елена Михайловна с истеричным смешком (что с ней случилось впервые). - А еще говорят, что чудес не бывает!
Воропаев открыл глаза. Девушка сидела в том же положении, но теперь никто ее не держал. Тяжелое, прерывистое дыхание с каждой секундой возвращалось в привычный ритм.
- Жива, - прошептал он, всё еще не веря. - Жива!
Мокрые от слез ресницы дрогнули, веки чуть-чуть приподнялись. В мутных голубых глазах - безмерное удивление. Неяркий свет палаты слепил с непривычки, поэтому Вера поспешила зажмуриться.
Артемий и сам не помнил, как начал целовать ее в глаза, губы, нос, щеки, упрямый подбородок. Быть как можно ближе, раствориться в ней без остатка, смеяться и одновременно рыдать от радости. Внутри всё дрожало и скручивалось от схлынувшего напряжения, руки алкоголически тряслись, а словно обезумевшее сердце больно било о грудную клетку. Он радовался этой боли
- Живая! Девочка моя, родная, любимая, - бормотал Воропаев, привлекая девушку к себе, зарываясь губами в растрепанные светло-русые волосы. Его она, его! Здесь, с ним! Никому! Ни на шаг не отпустит! Непрошеные слезы текли и текли по щекам, тревожили не до конца зажившие порезы, но Воропаев не замечал этого. Он бы и потопа не заметил...
Вера молча плакала в его объятиях, уже не такая оцепенелая, и постепенно согревалась. Чувствуя, как она касается его подбородка, пытаясь отыскать губы, зав. терапией не выдержал и разрыдался по-настоящему: со всхлипами, уткнувшись лицом в острое Верино плечо. Он уже забыл, каково это - плакать... Слабая ладонь легла на спину, едва ощутимо погладила. На это нехитрое движение у нее ушли все оставшиеся силы, девушка вновь потеряла сознание.
Петрова, до этого, как и другие, притворявшаяся мебелью, подошла и без слов помогла ему уложить Веру.
- Я... мы заменим обморок сном, - тихо сказала Елена Михайловна, смаргивая слезинку, - Ей просто нужен отдых, и тебе тоже. Езжай домой да хорошенько выспись. Жень, сможешь отвезти?
- Разумеется, - Печорин кашлянул, прочищая горло, - хоть сейчас.
- Но кто-то должен остаться...
- Пациентке ничего не грозит, - вмешался Новёшенький. - Мы останемся, если можно. Проконтролируем, вы не волнуйтесь. Энциклопедический случай, феноменальный! Я непременно подам заявку...
- Только попробуйте, - пригрозил Воропаев. - Сами станете этим случаем!
- Но, позвольте... Хотя бы статью-у! - жалобно попросил старший сотрудник.
- Пожалуйста. Колонка некрологов вас устроит?
- Бессердечный человек...
- Всё, хорош буянить! - вмешался Печорин. - Он шутит, Леонид Илларионович, но лучше бы и вправду обойтись без шумихи. Пошли, друг Пиши-Читай.
Но Воропаев оставался до тех пор, пока Вера не заснула спокойно. Чтобы не привлекать внимания, - народ как раз поголовно спешил домой, коридоры битком, - перенесся сразу к машине. Не верится, что всё закончилось...
Бенедиктович молча довез его до дома, вышел следом.
- Я у вас переночую, лады?
Артемий кивнул. Сил ворочать языком просто-напросто не осталось.
Галина и Пашка с аппетитом ужинали и делились новостями, когда в дверь позвонили. Гадая, кого могло принести, женщина открыла. Ахнула, однако в квартиру пустила.
- Мать честная! Ты что, пьяный?!
- Трезвый, трезвый. Я спать!
- Галина Николаевна, у вас, случайно, выпить не найдется? - опустил глазки Печорин. - Случа-а-айно так?
Та машинально покачала головой. Спиртного дома не держали, только прошлогоднюю водку для растирания.
- Жаль, - искренне огорчился стоматолог. - Тогда я тоже спать. Пашка, привет!
- Здрасьте, дядь Жень, - отозвался из кухни мальчик. Он знал, что отец в командировке и потому не вышел. Мало ли что здесь понадобилось вампиру?
Артемий добрался до дивана и, не раздеваясь, рухнул на него, чтобы проспать без снов пять суток подряд. Печорин закрыл дверь гостиной, погасил свет, походил-походил и опустился на пол, прислоняясь спиной к креслу. В одиночку он спал исключительно сидя.
- Никанорыч! Эй, Никанорыч! Никанорыч, эй!
- Чего вам? - буркнул домовой, устав притворяться глухонемым.
- Самогоночки не нальешь?
- Еще чего! У меня нынче День Борьбы с Пьянством, с утра ни грамма! - гордо поведал Никанорыч. - Всё вчера выпил, чтоб не соблазняться.
- Что, совсем нету? - вздохнул вампир
- Совсем. Спите лучше.
- Попадешь к вам в дом - научишься жрать всякую гадость и быть трезвенником, - проворчал Евгений и укрылся сдернутым с кресла пледом.
Никанорыч выждал минут десять, прислушался и нежно погладил припасенную бутылочку. "Зачем делиться, если самому мало?" - справедливо рассудил он и откусил от длинного огурца.
***
За мной гнались. Мерзкая чешуйчатая тварь на кривых лапах дышала в спину, рыча и плюясь ядом. Бежать некуда: впереди тупик, коридор слишком узок, не имеет поворотов. Мгновение, и ядовитые клыки впиваются в тело. Я кричу и падаю замертво.
Сны сменяют друг друга. Котлован с высокими стенами, ни входа, ни выхода. Полчища вампиров - красноглазых, мертвенно-бледных, - выбираются из своих могил. На возвышенности стоит Крамолова в белом свадебном платье. Шлейф держат Гайдарев и Оксана в костюмах подружек невесты.
- Убейте ее! - кричит главврач, швыряя вниз шикарный букет.
Вампиры набрасываются на меня, однако не убивают сразу, а тащат к свежевырытой могиле. Надгробный камень гласит: "Соболева Вера Сергеевна. Покойся с миром!" Не хочу, не хочу я туда, слышите?! Пытаюсь звать на помощь, но в ответ лишь злобный визгливый смех.
- Пустите! Отпустите меня! Помогите, пожалуйста! Кто-нибудь! Хоть кто-нибудь...
Самая уродливая вампирша хватает за руку, сжимает до хруста костей и начинает бубнить:
- Вера, проснитесь! Проснитесь. Проснитесь. Это просто сон. Просто сон...
Оставь меня в покое! Пусти!..
Я с криком подскакиваю, меня тут же укладывают обратно. Перед глазами мелькают яркие мушки, пытаюсь отогнать их рукой. Оскаленная морда вампирши гнется во все стороны, как пластилиновая, и превращается в лицо молодой женщины, обычное человеческое лицо с карими глазами и кудрявыми каштановыми волосами. Кто она такая?
- Слышите меня?
- Да, - слово из двух букв рвет связки, горло точно забили землей.