— Аса-тедис, я не похититель — я заплатил за твою красоту три тысячи сестерций[16]. А теперь передаю тебя в руки хорошему человеку и прошу связать свою жизнь с его жизнью, полюбить его…
И если вначале девушка со страхом думала о том, что ее ждет, то потом обрадовалась. Аптаса окружил ее лаской и заботой, а когда спросил однажды, не желает ли она вернуться к своим родителям, девушка ответила: «Только вместе с тобой, Аптаса». Эти слова сказали ему, что ее сердце отвечало зову его сердца.
И тогда он взял ее в жены. Со временем она почти забыла о своих родителях, потому что нашла в Аптасе любимого, защитника и друга. Он надеялся стать основателем рода, такого же многочисленного, как у его отца. Отыскав укромное место в сорока стадиях от городка, в уже знакомой нам лощине, Аптаса решил пустить здесь корни.
Они зажили с Асой-тедис в любви и согласии, не имея других друзей, кроме послушных овец, черных как вороново крыло лошадей да еще пса Гунаха, ленивого, каким только может быть пес, хотя все отары были на его попечении.
Молодая женщина умела ткать красивые коврики, делать вкусный овечий сыр, а корабельщик приплывал на триреме к самому входу в лощину и забирал товар, чтобы отвезти его в Дувру или в Офиузу[17], или еще дальше. Герула заботился о них, доставляя все необходимое, в первую очередь соль и одежду. Он не мог нарадоваться не только уму и красоте Асы-тедис, но и ее изобретательности: в сыр она добавляла пряности, а головки заворачивала в белоснежную ткань.
…Смерть Гетиуса нарушила мирное течение дней в ивовой лощине и потрясла Дувру. Все почувствовали себя осиротевшими, ибо он был им и отцом, и судьей. До сих пор боги хранили и оберегали их правителя. Его разумом и добротой держалось все племя и жило под его рукой счастливо.
«Что будет с нами дальше?»— спрашивали себя люди, охваченные непонятным страхом: в то время повсюду еще царили мир и спокойствие, хотя смуглолицые кочевники уже подступали с разных сторон.
Перед тем как закрыть глаза, старик взял горсть земли, сжал ее и поднес к сердцу в знак того, что и на том свете он не расстанется с родным краем, землею, на которой увидел свет солнца, жил и страдал, оставляя добрый след в душах сородичей.
Боль людей была велика, но ничего не могла изменить, — его звезда закатилась, и они должны были смириться.
Тело старейшины решили сжечь— таков был обычай — в Долине Змей, где жили мастеровые; он их любил, знал их радости, беды и побуждал к труду и праведной жизни.
Почерневшие от скорби вышли люди за крепостные стены, принесли к склону холма дрова и опустили на них тело усопшего, натертое пахучими маслами. Каждый положил на гроб венок своего рода, а жрец из храма Асклепия пришел с зажженным факелом и поджег дрова. Самая старая женщина племени окропляла костер расплавленным воском, пока пламя не поднялось ввысь. Тогда все взялись за руки вокруг костра, стали петь и кружиться в медленном танце, пока не погас огонь, и таким образом все убедились, что душа усопшего достигла неба.
На другой день люди пришли с мотыгами, кирками и тачками. Они брали землю со склона холма и переносили ее к праху старейшины, — так был воздвигнут высокий курган в знак памяти об ушедшем. После этого бросили в землю на холме шестнадцать желудей — один для умершего, остальные — его сыновьям, погибшим в боях. Кто-то предложил вырыть колодцы; и в долине, где летом зеленел луг с желтыми одуванчиками, были вырыты шестнадцать колодцев.
Отныне не стало среди них главы племени, а те, кто выбирал его когда-то, были уже немолоды. Но если бы даже были молоды, все равно не отважились бы предложить себя на его место.
Жизнь пастухов и хлебопашцев протекала согласно прежним обычаям и традициям. Все споры кончались обоюдным согласием сторон. Спорящие всегда вспоминали прежние случаи и конфликты, — это было еще одним доказательством, что Гетиус не случайно так долго стоял во главе их клана.
Племя продолжало растить отары и табуны, сеять пшеницу и овес, гречиху и коноплю. Мастеровые ставили дома. Гончары и резчики по дереву совершенствовали свое мастерство, обогащая его поэзией своей души.
Времена года, как заведено, сменяли одно другое. Осень была временем возвращения в городок со всеми радостями окончания полевых работ и труда пастухов. Зимой начинались поиски обновления. У сидящих перед жаркими очагами или глядящих на окна, украшенные зимними узорами, зрели планы и мысли. Весной они благодарили солнце за его животворное тепло и с горячностью принимались за прерванный труд на полях, лугах и виноградниках. Отсутствие старейшины не ощущалось еще более десятилетия. До тех пор, пока зажиточные тарабостас, имея больше отар и табунов, чем у других, а также больше детей, не стали командовать, распоряжаться сотней мужчин — чужих и родных, слуг и тех, кто задолжал им. Это означало, что внутри маленького племени из Дувры как бы «сбивалось масло»: на одной стороне собрались те, кто умножал свое богатство и сжимал его в кулаке, на другой была чернь, которая, будучи вроде бы свободной, находилась, тем не менее, в зависимости от верхушки.