С тех пор, как соплеменники надели на лоб Мука-пориса золотой обруч, прошло десять лет. Много дождей, ветров и снегов выпало и разметалось по земле с тех пор. Челюсти старых кодр у Хорибы стали сильно щербатыми — Мука-порис нисколько не стеснял тирийцев, и они без платы вывозили самый хороший лес для своих кораблей и продавали его в городах побережья Понта Эвксинского. Морские разбойники, притихшие во времена Аптасы, вели себя сейчас беззастенчиво: стража порта была распущена под тем предлогом, что община якобы не в состоянии ее содержать.
Школа, действовавшая при храме Асклепия, распалась, будто ее не было вовсе: жрецам предписывалось только принимать от людей жертвы богам.
Между родами тарабостас то и дело вспыхивали ссоры, которые гасить было некому. Мука-порис, наоборот, разжигал их: не терпя соперничества, он не желал, чтобы возвысился кто-нибудь из старейшин других родов.
Что касается споров из-за имущественных состояний, то у нового предводителя был один способ разрешать их — в свою пользу либо в пользу своего многочисленного рода. Подданным из Хорибы он назначил страшную повинность: присылать каждый год двух рабов сверх подати зерном и скотом.
Все эти гибельные для людей требования Мука-порис сопровождал угрозами, поднимая вверх свою палицу. Основой его власти было правило: обещай, но не выполняй; делай все так, чтобы тебя слушались и боялись; если же поднимется голос недовольства — режь языки; потребуют справедливости — разбивай головы.
— Это всё простые вещи, они не требуют никаких затрат или усилий и приносят полное послушание, — говорил он своим приближенным.
Можно было подумать, что Мука-порис — само воплощение зла и силы. Но его неотступно преследовал страх, что поднимется кто-нибудь сильнее его. И страх этот он гасил, наблюдая взаимное истребление родов. Он-то, Мука-порис, никого и пальцем не тронул. Заботился только об устроении охотничьих развлечений и разных увеселений. На охоте он по-прежнему показывал свое искусство стрельбы из лука, а на пирах наслаждался созерцанием разгоряченных от вина тарабостас, ломающих друг другу кости.
Чтобы развязать себе руки и избавиться от ответственности перед общиной, Мука-порис распустил отряды воинов, содержание которых оплачивала община. Он продал корабли, а для личной охраны призвал наемников из Тиры. Таким образом, он уже не должен был ни перед кем отчитываться.
Первую годовщину принятия символов власти он отметил тем, что приказал снести столбы с законами Аптасы. Это был знак, показавший людям, что колесо несчастий завертелось.
Вскоре Дувру покинули гончары и резчики по дереву, кузнецы, золотых дел мастера…
Город стал быстро приходить в упадок. Виноградники зарастали сорняками, пасеки встречались все реже, отары редели. Все это являло собой яркий пример того, что бывает, когда волка допускают сторожить отару…
Теперь старики, отошедшие по возрасту от дел общины, жили лишь воспоминаниями, а молодые не смели перечить предводителю и мирились с положением рабов в своем собственном доме.
Следуя приказу нового предводителя, дочери Герулы поселились во временных хижинах. Загон на холме разрушился, а дом красавицы Асы-тедис опустел…
Глава третья
СЛЫШЕН ЗВУК РОГА…
Мастер Басчейле не мог знать, что они пристали к владениям бывшего предводителя племени тирагетов из Дувры.
Изгнанные со своих исконных земель, они вышли из Краса-пары вместе с другими семьями тарабостас, пастухов и хлебопашцев. Даки-скитальцы лелеяли надежду найти пристанище среди своих восточных сородичей — тирагетов. Возчики соли принесли как-то добрую весть, что в долине Тираса процветает их главное поселение — Дувра. Кочевники, дескать, обходят ее стороной, ибо там холмистая земля, а им больше по нраву открытые места.
И еще говорили возчики, что самые большие города гетов — Патридава на Риасе[21] и Дувра на Тирасе — держат свои ворота открытыми для всех скитальцев, спасающихся от гонений. Мастерам оказывалась особая честь — их руки были нужны для постройки хижин, укреплений, защитных валов и других работ.
Вскоре, однако, изгнанники поняли, что главные дороги к Патридаве и Дувре закрыты, а те, что открыты, — слишком длинные и путаные, чтобы пуститься по ним в эти смутные времена. Они решили разместиться у родников в сердце лесов по ту сторону Пирета. Только Басчейле не захотел остаться — шел и шел дальше со своей семьей, пока не набрел на Черный Ручей. Следуя по этой водяной нити, они достигли устья речушки, впадавшей в Тирас. Здесь их и застала осень.